Вот мне, например, полюбилась старая телефонная будка в тихом уголке города. Раньше я несколько раз звонила оттуда в другие страны. Случайно, наобум. И если у людей находилось несколько минут, я с ними болтала – просто так, обо всем на свете. Студенческие годы, моя ушедшая молодость… И, знаешь, даже сейчас остались такие же девушки и молодые люди, готовые провести несколько часов в одинокой серенькой будке, подцвечивая ее своими искренними словами и эмоциями. За время, проведенное мною здесь – уже после того, как я перестала слышать и начала чувствовать, – они подарили мне много сил, исцелили меня от страхов. И я поселилась вокруг старой будки навсегда. Иногда я представляю, как играет музыка, и в самом деле начинаю ощущать ее. Боюсь, ты пока не сможешь понять, как это прекрасно, не сможешь поверить, что ради этого стоит немного потерпеть.
Я вижу твои усталые глаза. Думаю, больше ты не воспримешь. Покидаю тебя – конечно же, на время. Я сказала тебе то, что должно, чтобы ты крепился и знал, к чему идешь. Оставляю тебя наедине со страданием – перетерпеть и победить! Вспоминай меня, когда будет трудно… Прощай”.
Я слегка улыбнулся и вдруг почувствовал, как дымка застилает глаза.
7 сентября 2017 г.
23) Звезда нулевой величины
– Леся, как я тебе?
– Потрясно, как всегда!
– Подай мне еще одну, а?
Леся достала из приоткрытой коробки сигару, немного помялась и отдала ее мне. Я привычно нежился в кресле гримерки, поглядывая на интерьер. Расписанная кривыми мазками рожа клоуна приглядывала за комнатой веселыми глазницами. Леся торопилась навести порядок в гримерной, но гримерная сопротивлялась: здесь, в этом священном месте, нельзя было спешить!
Суетливая женщина не понимала этого. Она готовила меня к выступлению только внешне – раскладывала какие-то крема, присыпки… Но тут же портила все своей вертлявостью! Поначалу я пытался заворожить ее дымом превосходной сигары – думал, расслабится, согласится выпить со мной. Но Леся и думать не могла на работе о чем-то постороннем! Теперь же я просто курил в свое удовольствие, чтобы хоть как-то перебить гнусное раздражение, расщепляющее изнутри. Я не могу выйти к толпе со слабостью в глазах, чертова ты баба! Не понимает, будто хочет вывести меня из себя, чтобы я там – ТАМ! – соскользнул с колеи. Все, хватит с меня, пора идти, а то хуже будет…
Я резко встал, зашагал к выходу из гримерной. Сигара карикатурно упала прямо на пол – уберет! Леся беспомощно развела руками, давно уже не пытаясь дотянуться до меня своей дурацкой кисточкой, чтобы сделать последний мазок. Без которого я ну никак не смогу выйти на сцену!
И вот я там. Пятно света вокруг меня, и полная темнота в зале. Молчание. На моих концертах поначалу всегда так – я их приучил. Не люблю, когда сразу начинают визжать, как полоумные. Не они меня должны зажигать, а я их! А они будут благодарить меня уже в конце. Мой голос прорывается в зал не сразу. Сначала звучат инструменты – надо же как-то подготовить народ к прекрасному… И только через пару десятков секунд, когда нервы уже на пределе, я разрываю тишину.
Концерт обычно продолжается долго – проклятые зрители, как вампиры, хотят еще и еще. Вот и в этот раз они меня снова замучили – почти после каждой песни вызывали на бис! Немудрено, у меня же был юбилей, на котором я, как всегда, пел свои обычные тексты. Чертовы вампиры! Я владею их душами, но они владеют моим телом – до мельчайшей мышцы, до языка… Даже на свой юбилей я не могу послать их подальше и просто напиться в хлам!
Еще немного поревев, толпа начала успокаиваться, и я тут же закруглил программу. Раскланялся с довольной ухмылкой – тьфу! Толпа явно принимала все за чистую монету. Восторженные молодые взгляды скользили по моему телу и в конце концов впивались в нимб славы над моей головой. Ребята на сцене продолжали играть, как ни в чем не бывало – счастливые… им не надо было выделываться. А я подпрыгнул, использовав барабан как подставку. Тот грохнулся и покатился в зал, а преданные фанаты уже тянули руки, чтобы дотронуться до него. Ладно – последний поклон, и все!
Снова в гримерку. Где-то за стенкой еще несколько минут продолжали волноваться звуки, а потом все стихло. Я обнаружил себя на полу, беспомощным, жалким. Голова склонилась к Лесе на колени, волосы чувствовали легкое поглаживание, а губы впились в горлышко фляги. Выступили слезы отвращения – к себе, к гримерше, к миру… «Чертова баба, – только и мог прошептать я сквозь дрожь. – Чертова баба…».