Умывшись, я пошел к остальным в комнату, где они собрались за чашкой чая. Маленькая панда, которую мы назвали Даржилинг, прижималась к Барбаре. Она не становилась слабее, несмотря на то, что мы не могли обеспечить ее ежедневным бамбуком, Магнус предположил, что она уже была генетически трансформирована.
Я заварил себе ромашку, перед тем как подышать свежим воздухом на террасе. В том состоянии я более нуждался в большом стакане бурбона.
Начинался новый день. Несколько раз большие белые птица задевали стены здания, не хватало еще, чтобы они разбились у наших окон.
– Почему он это сделал? - спросил я Магнуса, который присоединился ко мне на террасе.
– Хм? - буркнул он, закуривая трубку.
– Почему он остановился, ведь он мог легко нас убить?
– Это не было внезапным решением, – сказал он твердо.
– Что вы имеете в виду?
– Моми уже принял решение, прежде чем идти сюда.
– Ну конечно! - сказал я, показывая на мое плечо, – он чуть не убил меня!
Джемерек медленно покачал головой. Прохладный ветер дул из парка.
– Он просто забавлялся с вами, Тео. Если бы он на самом деле хотел вас убить, что бы он делал, подумайте хорошо, – сказал он, выдыхая дым.
– Как вы можете быть так уверены?
– Вы так ничего и не поняли? Он пригласил нас в первый ряд на свое последнее преступление.
– Какое преступление? - спросил Витторио, когда мы уселись в кресла, вернувшись в комнату. - Кого еще Моми хотел устранить?
– Самого себя, – ответила Барбара, не колеблясь.
– Именно, мисс Вебер, – Магнус удовлетворенно кивнул молодой женщине.
– Самоубийство?
– Нет, Тео, убийство.
– Подождите, вы имеете в виду, что...
– Да, – сказал Магнус, не дав мне закончить. - Моми ожидал, что мы убьем его. Он хотел, чтобы его смерть была апофеозом.
Последовала долгая пауза, в течение которой мы почувствовали, что этот кошмар никогда не кончится. Первым заговорил Витторио:
– Мы не будем его убивать, а просто доставим в полицию.
– Хм, хм вы безусловно наивны, – упрекнул его Магнус, покачивая головой, – вы забываете, что он знает наши имена, наши адреса, знает то, что у нас Джоконда, и он непременно расскажет все это в полиции.
– Он ничего не скажет, – ответил Витторио, пытаясь быть убедительным.
Но Барбара придерживалась другого мнения:
– Он наверняка заговорит. Серийные убийцы любят рассказывать о своих преступлениях, это помогает удовлетворить их фантазии. У нас нет выбора, мы должны от него избавиться.
– Возможно, – сказал задумчиво Джемерек, – но у нас нет права его убивать, и Моми это знает. Его последняя победа заставить нас совершить убийство.
– Он убил более тридцати человек зверским способом, что вполне дает нам право.
Барбара кивнула мне:
– Подумайте обо всех, кого он убил. Подумайте о пытках и унижениях через которые им приходилось пройти перед смертью. В нем нет ничего человеческого. Это зверь, демон, его исчезновение обезопасит людей.
– Возможно, – признал Витторио, – но не нам это решать.
– А кому? - яростно воскликнула Барбара. - Богу?
– Нет, не Богу, а человеческому суду. Это закон.
– Закон не всегда означает, что это правильно, – не унималась она.
– Это было бы слишком просто! - воскликнул священник. - Этот тип психически болен, но он имеет право на судебное разбирательство. Нравится вам это или нет, но он человек, хотя такие нюансы вас вряд ли интересуют.
– Мне кажется, вы выступали меньше, когда он разорвал ваше ухо!
Эта колкость была словно пощечина для священника, он был оскорблен.
– Спокойно, спокойно, – вступился Джемерек, поднимая руки вверх, чтобы разрядить обстановку. - Вы рассуждаете об удалении Моми, хорошо, но кто будет этим заниматься? Кто нажмет на курок? Кто вытрет кровь с пола? Кто закопает тело?
– Мы уже убили двоих в Ирландии, – заметил я отчасти иронично, отчасти разочарованно.
– Это совсем другое! - запротестовал Магнус. - Это была самооборона, и вы это прекрасно знаете!
Конечно, я это знал. Джемерек задал важнейший вопрос касательно удаления Моми. Я же был уверен, что каждую ночь мне будет сниться лицо Сета, и я ни на секунду не мог себе представить, что снова смогу хладнокровно убить человека, будь он даже самым кровожадным американским серийным убийцей. Я бы убил без колебаний, если бы Моми пытал мою мать. Вопрос о праве на убийство тогда не был бы тяжелым бременем перед лицом ненависти. Но сейчас бы не тот случай. Казалось, что Моми выиграл. Если мы убьем его, он сделает нас убийцами, если нет, то он потянет нас вниз за собой.