— Ты смелая девушка, и я с радостью отпускаю тебя к брату. — Олимпий пожал крепкую маленькую руку. — А еще было бы лучше, если бы ты по своей воле осталась с нами. Тебя ведь не обижали? Я старался, чтоб ты была довольна…
— Я довольна, — мягкий грудной голос девушки звучал беззлобно. — Скажу братьям…
— Кончится война, попрошу твоей руки у римского Сената, — Олимпий засмеялся.
— У тебя и так полный гарем!
— Прогоню! Всех раздарю моим пиратам. Хочешь быть царицей Киликии?
Антония в упор поглядела на пирата.
— Ни одна республиканка, даже дочь водоноса, не захочет быть восточной царицей. Царь Египта Птолемей Евергет сватался к Корнелии, матери Гракхов, и знаешь, что она ему ответила?
— Что мне за дело до Птолемея и Корнелии? — Олимпий галантно поцеловал руку пленницы. — Я хочу знать, что ответит Антония Олимпию.
— Я весталка. — Исхудавшее и загоревшее лицо девушки стало строгим. — Даже если будешь царем романолюбивым — нельзя!
— Я пошутил, — Олимпий усмехнулся. — А ты славная девочка, смелая…
— Прощай, царь! — Антония прыгнула в ладью. — Попадешь в Риме в беду, дай знать — выручу. Поведут на казнь, я прикоснусь к тебе. К кому прикоснулась весталка, того казнить нельзя! Народ Римский дарит полное прощение другу жрицы.
Весла ударили, и бирема рванулась вперед. Киликия уплывала в розовой дымке. Обняв мачту, Антония задумчиво глядела вдаль. Освобождение из плена, чудаковатый Олимпий с его внезапным признанием, предстоящая встреча с братьями и матерью — все сливалось в одно светлое и радостное…
Навстречу спешили паруса. Пираты, изменив курс, пошли наперерез приближающейся биреме. Уже виднелись матросы на палубе. Убавили паруса и пошли вровень. Перепрыгнув через борт, на палубу упал Гарм. Он поднялся и подбежал к ничего не подозревавшей Антонии.
— Передай брату: морские ласточки не глупей римских бакланов! — Он вонзил в грудь девушки нож. — Друзья! Антоний отвел корабли, и мы вернем ему сестру девственной, как обещали! Но волки обманули нас. Помпей зашел с тыла. Волки готовят осаду с моря! Да будут прокляты наши враги!
Он толкнул ногой труп девушки.
— Уберите пристойно! Мы не шакалы, чтоб терзать мертвых.
XIII
Открытая равнина, благоприятная для нападающих, не представляла природных рубежей, хоть сколько-нибудь пригодных к обороне. Митридат решил отступать до встречи с Тиграном и вместе с ним, закрепившись в отрогах Тавра, дать римлянам бой. Вожди народов гор настаивали на немедленной битве. Зачем они будут погибать на чужбине, когда их жены и дети подвергнутся нападению?
Смутная тревога, охватившая ставку Митридата, не рассеивалась.
Стоя на часах, Филипп все чаще и чаще ощущал неясный, ничем не объяснимый страх. Было уже за полночь, когда в шатер царя вошел Люций.
— Солнце, центурия самнитов перешла под наши знамена.
— Что же тут печального? Ты говоришь это, точно извещаешь о непоправимой беде!
— Царь, не расчет на легкую победу, но неутолимая жажда мести привела их к нам: последние повстанцы разбиты!
— Волк волка ест, овцам легче, — Митридат презрительно усмехнулся, не замечая, как передернулся Люций. — Гладиаторы и самниты свое дело сделали — оттянули римские легионы, пока мы были слабы, а теперь…
— Перебежчики из передовых отрядов Лукулла говорят, что обе римские армии скоро объединятся…
— Лишние рты верней погубят их в пустыне, — спокойно возразил Митридат.
— К ним подошло подкрепление, — продолжал Люций, — прибыли стада и обозы с зерном.
— Египтяне держат их руку! Ты обманул меня! — Митридат в бешенстве, обнажив меч, кинулся на Филиппа.
Люций и Гипсикратия преградили ему путь.
— Мой сын не лгал тебе! Стада и зерно не из Египта!
— Говори, — сурово приказал старый царь, — говори все.
— Пшеница и стада прибыли из Тавриды.
— Таврида взята, Махар жив? — закричал Митридат. — Говори, мое дитя живо?
— Махар романолюбивый, царь Тавриды, послал Лукуллу пищу для его легионов.
Митридат молча привлек к себе Гипсикратию, как бы ища у нее поддержки.
— Люций, оставь нас, — тихо проговорила царица.
* * *Золотой серп вставал над снежной цепью. Лиловое небо сливалось с лунными горами. Филипп бесцельно брел по стану. Кто-то окликнул его. Филипп поднял глаза. Гигант в плаще из козьих шкур мехом наружу протянул ему узкую потертую полоску от покрывала.
— Я долго искал тебя.
— Кто ты? — Филипп рассеянно вертел в руках лоскут.