— Я думаю, Солнце, — осторожно возразил Филипп, — нас победили главным образом потому, что у нас не было пехоты. Решили исход битвы римские триарии.
— Я рассчитывал на Тиграна.
— Если выберемся живьем из этой западни, мы не станем, Солнце, рассчитывать на союзников. Внутри наших войск должно быть как можно меньше всадников, как можно больше тяжеловооруженных пехотинцев. О твердыни римских каре разбилась конница Артаксеркса, колхи и скифы. Кочевники — дети степей и пустынь — хороши лишь в рассыпном бою. Нам, государь, придется вырастить тяжеловооруженных пехотинцев.
Митридат, против обыкновения, с интересом выслушал Филиппа. Под конец даже заметил:
— Да ты, я вижу, многому научился! Весной начнем набирать новое войско. Я отдам тебе власть верховного стратега.
IV
В начале самого холодного зимнего месяца столицу Армении неожиданно посетил тетрарх Галатии Дейотар. Он постарел, но годы не сделали его умнее. Встретившись с Великим царем Армении Тиграном, он вдруг, поводя распутными бархатными глазами, завел речь… о прелестях римской жизни. Он отдыхал нынешним летом в италийских Байях — чудесном приморском городе. Какая жизнь! Какие женщины! Его вилла стояла через дорогу от виллы консуляра Брута! Супруга консуляра — самая дивная женщина в мире. Римлянки так просты в обхождении и нравах! Он каждое утро мог созерцать, как дивная Сервилия купается.
Заметив, что Тигран не разделяет его восторгов, Дейотар нисколько не смутился. Он продолжал:
— Все возрасты находят в Риме утеху. Государственной мудрости квиритов должны учиться народы и цари…
— Волк всегда мудрей овцы, — угрюмо вставил Тигран. — Он всегда перегрызет ей горло…
— Напрасный страх. — Дейотар почти покровительственно коснулся руки собеседника. — Кому Рим несет оковы и бич? Рабам, мятежникам, вечно недовольной черни и нерадивым пахарям. Где и какой царь — друг Рима — потерял голову или хотя бы диадему?
— Антиоху Сирийскому в плену отбили печень.
— Дерзкий мальчишка бунтовал. Но, вняв слезам его матери, Анастазии романолюбивой, его отпустили. В Байях я беседовал с Иродом Антипой — тетрархом Иудеи, царем весьма романолюбивым. В Иудее древние храмы, верования, обычаи народа остались неприкосновенными. Лучшим людям дано римское гражданство, но чернь и рабы усмирены прочно. Кто из нас, царей, может быть уверен в собственной черни? Махар Боспорский поступил, как муж власти и разума. Не упускай счастья… ты держишь его в руках!..
— Я не знаю, о каком счастье ты говоришь, — вздохнул Тигран.
— Позволь счесть твои слова шуткой. — Дейотар льстиво улыбнулся. — Ты подобен волшебнику, заключившему злой гений мятежей в железный ларец. Неужели ты выпустишь этого демона на свободу и ввергнешь Вселенную в пламя восстаний?
— Я понял, о ком ты говоришь. — Тигран с шумом отхлебнул вина. — Если люди нуждаются в чем-нибудь, они приходят и берут. Я бессилен помешать и бессилен помочь: я не знаю, где скрывается мой тесть.
— Мятеж — худшее из всех зол! Благородные воины — патриций Рима или витязь Армении — всегда поймут друг друга. Но горе тому, кто поднимает раба на господина! И больно думать, что среди нас — царей Востока — есть безумцы, зараженные этой проказой. Уравнять все племена, отменить рабство, сравнять глупого с умным, чистого с нечистым! И к этому стремится не беглый раб, не обезумевший князек, но царь, Митридат Евпатор! Поверь, Тигран-бог, Рим — спасение царей благоразумных.
Царь Армении, шмыгая носом, кивал головой, слушая гостя. Он во всем соглашался с галатянином, даже в том, что Митридат стремится… сравнять «чистого с нечистым» — не глупцу Дейотару мог поверить Тигран свои тайные мысли!
V
Митридат слег. Он не притрагивался к пище, не бранил Гипсикратию, не роптал. Третьи сутки, укутанный теплыми плащами, пребывал в каком-то оцепенении.
Гипсикратия не отходила от его ложа; сдерживая кашель, поправляла подушки, еще и еще укрывала ноги, потом снова усаживалась и, припав губами к бессильно свисавшей руке, целыми часами недвижно смотрела на заострившиеся черты угасающего царя. «Это конец? Неужели так просто приходит конец?» — с ужасом оглядывалась она на Филиппа. Но тот молчал: что он мог ответить на ее безмолвные вопросы? Только повторить их? А холода усиливались. Все эти дни дули свирепые ветры. Потом повалил снег.