— Мой Айрапет, как я устал! А недовольство все растет. Я обложил высокой пошлиной римские товары для блага армянских изделий — кричат: я душу торговлю. Пустующие земли храмов я велел разделить между беднотой — вопят: Артаваз безбожник! В недород бесплатно раздавал зерно из царских житниц — упрекали: я друг воров и бездельников и враг труда — ограбил крестьян для оборванцев! Кажется, сами стихии против меня: землетрясения, тучи горячего пепла, чудовищные ливни, разливы рек, мор — все на моих людей!
— Царевич! — Встревоженный, тяжело дышащий Порсена переступил порог мастерской. — Я едва нашел тебя… Мужайся: все цари Востока и народ римский осудили тебя как мятежника. На помощь Тиграну спешат тетрархи Иудеи и Галатии, князья Каппадокии и Коммагены.
— Весь мир против меня, — Артаваз величественно поднялся, — но правда и народ армянский со мной!
— С тобой, царевич. Да станешь ты вторым Гайком, да воскресишь не только в песне, но и наяву дела Вахтанга! — горячо воскликнул Порсена: он не знал еще всего, что надвигалось на его любимого ученика.
Войска Тиграна и его союзников сжимали кольцо вокруг Артаксаты. Во всех селах и городах Армении местные богатеи устраивали пиршества, поили и кормили оравы бездомных бродяг, призывая их изгнать Артаваза-безбожника. Жрецы в храмах учили, что неурожай, мор, трясение земли, губительные наводнения, все эти бедствия — кара небес, посланная на армян за то, что в своем безумии они хотели злодея, поднявшего руку на отца, наречь царем. Женщины, плача, уговаривали мужей не мешаться в опасную игру. Кто заступится за Артаваза, того проклянут боги: недаром курица кричала петухом; недаром у соседа Айваза корова принесла двухголового бычка; недаром в этом году дважды зацвел миндаль…
Артавазу предстоял выбор: или дать бой на улицах столицы и не оставить камня на камне от сердца Армении, или уйти, перевалить через горы и в солнечных долинах Колхиды, у Фасиса, соединиться с понтийским войском и по весне ударить на Помпея.
Царевич собрал последних верных. Он никого не зовет с собой. В горах возможна смерть, но он, ашуг и царь, не отступит даже перед лицом смерти. Небо и горы, снега и вьюги вызывает Артаваз на бой за правду родной земли. Кто силен духом и готов пойти с изгнанником на такой бой против всех стихий, пусть следует за ним. Но кто колеблется, пусть лучше останется внизу.
Артаксату покинули ранним утром. Филипп шел в середине отряда. Потом отстал. Началась вьюга. Крутые горные тропы обледенели, ноги скользили, дыхание перехватывало от беспощадного ветра. Откуда-то с высоты доносилось одинокое пение:
«К вечному солнцу возвращается пламя…» Чей это голос? Филипп прислушивался, но не мог узнать. Снежный крутящийся столб ударил его справа, он упал, попробовал подняться, но ноги сорвались, и посол Митридата, гремя доспехами, покатился в пропасть.
Сугроб ослабил падение. Филипп не разбился, но, оглушенный, долго не мог пошевелиться. Перед глазами прыгали снежные мотыльки. Откуда-то издалека донесся знакомый звук. Филипп прислушался. Мычал бык. «Значит, близко люди!» — Филипп с трудом поднялся, шагнул по снежной дороге, отчаянно закричал…
…В Артаксате ткач Айрапет приютил чудом спасшегося Филиппа. До весны нечего было думать об отъезде. Без денег, без друзей, в чужом городе — посол Митридата притих. Зимние бури прибавили седины в его волосах. С каждым днем из бронзового зеркальца старый скиф Гиксий все ясней и ясней подмигивал внуку.
Семья Айрапета окружила беглеца нежными заботами. Словоохотливый хозяин дома часто звал его в мастерскую и, склонясь над быстро снующим челноком, поверял ему свои думы. Об Артавазе никто ничего не слышал. Горная вьюга погребла его дружину. Спаслись немногие, отставшие в пути. Тигран снова торжествует.
Глава вторая Осада
I
Помпей раскинул над Курном[41] розовые шатры. Он любил пышность во всем. Дабы навечно утвердить в памяти колхов свой поход, Помпей Великий повелел построить мост над бурным Курном — римский мост, прочный, рассчитанный на тысячелетия.
Согнали пленных. С криками и воплями полчища варваров вырубали в горах и тянули в долину тяжелые каменные плиты. Часто эти плиты срывались и погребали строителей. Но надсмотрщики из-за подобных мелочей ни на минуту не останавливали работ — пленных хватало.
Филипп спустился к воде. Три луны он брел по горам. С мешочком сухих лепешек за плечами, с охотничьим ножом за поясом, он пересек хребты Армении. Видел облака и парящих орлов под ногами, мерз на заснеженных перевалах, задыхался от густого, влажного зноя заболоченных долин — и теперь перед ним бурлил Курн. Вчера утром был съеден последний сухарик. Он подошел к работающим.