От волнения Аридем перестал работать.
— И ты уверен, что это…
— А кто же еще? — Эллин подполз к нему ближе. — Царевича многие узнали. Он в Сирии… ищет смелых.
— И ты узнал бы его?
— Нет, — грек грустно качнул головой. — Не узнал бы, но, говорят, похож на царя рабов…
С этого дня Аридем не раз ловил на себе ласковый и в то же время пытливый взгляд Андриса — так звали больного эллина. Тот поражался подтянутостью, какой-то особой выправкой и чистоплотностью Аридема.
При раздаче пищи пергамец охотно уступал очередь истощенным, но все-таки всегда случалось так, что при его приближении кучка ожидающих варева расступалась, и эфиопы сами с готовностью наливали ему вне очереди.
Даже спал Аридем не так, как другие. Он не съеживался, не втягивал голову в плечи, как бы ища защиты от удара, а засыпал, лежа во весь рост, спокойно дыша, вытянув вдоль тела закованные руки.
«Так рабы не спят, — думал Андрис. — Раб и во время сна ждет удара, а он не чувствует страха. Это дано только царям».
Однажды вечером Аридем нашел в своей миске цветок. Этот скромный подарок растрогал его до глубины сердца: «Я не так одинок, как думал».
Он обвел глазами лица обедавших. Ели угрюмо и жадно, чавкали и с шумом сплевывали шелуху от овсяных зерен. Аридем вздохнул: нет, среди этих нет его тайного друга.
Но когда он вышел умыться перед сном, рядом с ним неожиданно оказался Андрис.
— Прости, царевич! Я не сразу узнал тебя! — Он склонился и коснулся рукой земли.
Аридем вздрогнул, замешкался, но строго оборвал:
— Об этом еще рано говорить.
По вечерам рабы-эллины собирались в углу, где спал Андрис. Только им он поверил свою тайну.
— Внук Аристоника жив!
— Не новость! — отвечал белозубый киликиец Гарм. Он не был эллином, но по дружбе с Андрисом допускался в эллинскую компанию.
— Не новость, что царевич скрывается среди рабов, — задумчиво продолжал Эномай, земляк Андриса. — Но где же он?.
Он здесь! — глаза Андриса расширились. — Он ждет.
— Ты видел его?
— Да!
— Говорил с ним?
— Да!
— Он в нашем забое?
Андрис покачал головой:
— Этого я не знаю… Смотрите сами. Помните, Ахиллеса и переодетого узнали…
Аридем и сам присутствовал при таких беседах. Он понял: каменоломы — не красильщики. Те дрожали за свой грошовый заработок, лелеяли всю жизнь одну мечту — скопить на выкуп. У каменоломов был один выбор — медленное мучительное умирание под бичами надсмотрщиков или мгновенная смерть в бою. Если нельзя жить, то хотя бы умереть на свободе.
Все складывалось благоприятно для смелого начинания. Следовало лишь присмотреться к людям, подобрать наиболее разумных и мужественных. Дождаться подходящей минуты.
Аридем начал внимательно изучать выходы из каменоломен. Дорога сперва спускалась в лощину, потом забегала к горному склону, где зияли входы в выдолбленные пещеры. Вершины гор венчал густой кедровый лес. За перевалом — ревущий поток, а там снова горы, горы…
VIII
Боги издавна приметили Митридата Понтийского. Он был сыном Лаодики, праправнучки верного друга и полководца Александра Македонского Селевка, и отпрыска древнейшей персидской династии Ахеменидов. Рано овдовевшая царица отдала сердце одному из своих стратегов. Злодей отчим хотел уничтожить законного наследника престола, но верные рабы предупредили царевича об опасности. Одиннадцатилетний Митридат бежал в горы, к племени отца. Семь лет скитался среди горных пастухов, обошел пешком с котомкой за плечами и разбойничьим ножом за поясом чуть ли не все страны Востока, изучил нравы их жителей и наречия. Научился свободно говорить на двадцати двух языках.
Возмужав, царевич вернулся на родину и обвинил мать и отчима в отравлении его отца и в незаконном захвате власти. Дворцовая стража заколола царицу и ее возлюбленного, а народ провозгласил юного Митридата царем.
При коронации Митридат-Ахеменид принял имя Евпатора, что означало: рожден благородным отцом. За три десятилетия Митридат Евпатор сумел превратить Понтийское царство в первую державу Азии. Народы гор — колхи, иберы, албаны, далекие окраины Понта, Боспорское царство с городами Пантикапей, Тиритака, Нимфей, греческие приморские полисы — Херсонес, Ольвия подчинились его власти. Под его руку отошла почти вся Малая Азия. Многочисленно и многоязычно было его войско: фракийцы, скифы, савроматы, бастарны, колхи, иберы, албаны. Колхидская сатрапия в полном достатке обеспечивала царский флот льном, пенькой, смолой, воском и строевым лесом.