— Постыдно обидеть слабого, предать друга, присвоить чужое, а восхищаться красивой женщиной не постыдно! — горячо возразил Филипп.
Разговор неожиданно прервался. В глубине сада послышались голоса и бряцание оружия. Подошедший часовой доложил, что мастера Антиохии просят допустить их поклониться Солнцу Сирии…
Аридем встал.
— Веди их.
В темных доспехах, спокойные и суровые, на главной дворцовой дорожке показались оружейники Антиохии. Они шли в сопровождении воинов и царских этеров. Впереди — старейшина. Он нес на подушке шлем. За ним, прикрывшись сияющим панцирем и щитом, на котором горный олень — джейран Сирии вздымал на рога худую волчицу Италии с разверстой пастью, немного боком, но важно и торжественно двигался Абис. Третьим с обнаженным, увитым миртами мечом следовал гордый оказанным ему доверием молодой оружейник. Шествие замыкали подмастерья, несущие поножи, налокотники и кованый пояс.
— Я не желаю тебе, владыка, лавров, обагренных неповинной кровью, — произнес юноша, протягивая царю меч. — Я увенчал твое оружие миртами. Ты — защитник бедных!
Аридем взял меч.
— Спасибо. Прекрасный клинок! И слова хорошие ты вырезал: «Свобода или смерть».
— Вся Сирия повторяет эти слова, Солнце! Я умею не только ковать, но и знаю, для кого кую, — отозвался молодой оружейник.
— Свобода или смерть! — Аридем повернулся к своим этерам. — Это — наш жребий.
— Лучше смерть в бою, — отозвался Тирезий, — чем крест или заточение в трюме биремы.
— А еще лучше победа в бою! — поправил его Аридем. — Препояшь меня, друг! — передал он меч Филиппу.
Тот, преклонив колено, с готовностью приступая к обряду.
Вдруг из толпы подмастерьев кто-то метнулся:
— Солнце! Прикажи моим родным не делать меня несчастной!
Молоденькая девушка, вся трепеща, бросилась к ногам Аридема.
— А разве есть на свете отец и мать, что хотят видеть своего ребенка несчастным? — быстро наклонился он и поднял с земли девушку. — Успокойся, дитя!
— Разреши мне выйти замуж за твоего полководца Ютурна! Мы любим друг друга!
Шефике подняла чуть тронутое розовым загаром личико, полыхнула в сторону синим отчаявшимся взглядом и попыталась снова упасть к ногам царя.
— А я и не знал, что Ютурн уже полководец. Позвать сюда негодника!
Ютурн, упорно глядя в землю, остановился в нескольких шагах от вождя гелиотов и отдал военный салют.
— Каким отрядом ты командуешь? — осведомился Аридем, поворачивая к нему девушку. Самнит молчал. — Или она солгала? Ты… не военачальник? — Аридем с нежностью коснулся волос девушки. — Отвечай. Она краснеет.
Ютурн, не поднимая головы, сердито сопел.
— Женщины бестолковы, государь, — наконец разомкнул он рот. — Я ей только сказал, что понтийский легат… обещал, а она…
Аридем повернулся к Филиппу.
— Обещание надо держать! Ютурн назначается таксиархом, — и легонько толкнул к нему девушку. — Бери свою невесту! Славному воину никто не откажет в счастье.
Ютурн и улыбался и хмурился, обнимая прильнувшую к нему Шефике.
— Свадьба после победы, государь! — взволнованно проговорил он и повернулся к Абису. — Дядя…
Старый оружейник безнадежно махнул рукой. Аудиенция закончилась. Филипп осторожно расстегивал ремни на панцире царя. Аридем прислонился к старой магнолии. Дерево цвело, и гигантские белые цветы одурманивающе пахли.
— Знаешь что, — услышал Филипп, голос Аридема звучал непривычно взволнованно, — глядя на эту девушку, я пожалел, что юность моя прошла бесследно.
Филипп удивился:
— Ты же еще молод, государь!
— Страдания старят сердце больше, чем годы, гораздо больше, — грустно проговорил Аридем.
VI
Вечером он задержал Филиппа:
— Останься разделить мой хлеб.
Стол был простой — вино, козий сыр, плоды. Поужинав, долго молчали. Филипп потянулся к кифаре, но, перехватив взгляд Аридема, оттолкнул инструмент и снисходительно усмехнулся:
— Я забыл: ты не любишь музыку…
Аридем тихо начал:
— Ты уже несколько месяцев живешь среди нас, и, если ты искренен, я заметил, ты успел полюбить гелиотов. Тирезий хвалит тебя, а заслужить его благосклонность нелегко. Несчастья сделали его недоверчивым, и все-таки он говорит о тебе хорошо. Ты веришь в моих людей?
— Государь, — смутился Филипп, — я много думал о них…
— «Раб еще в утробе матери заражен трусостью, лукавством, лживостью и ленью. Он низок по природе», — и это, кажется, мудрейший Платон сказал? — Аридем положил обе руки на плечи Филиппа. — Отвечай мне без лукавства, не думая о том, чему тебя с детства учили: твой друг Ютурн, старик Тирезий, я — мы подлы, лукавы, трусливы?