— Пора!
Гиксий встал, держа в руке нож с широким блестящим лезвием. Он направился к царской колымаге. За ним гурьбой двинулись старейшины. Вокруг закричали и заплакали. Спокойная и горделивая до сей поры Ракса рывком разорвала на себе одежду и пронзительно завыла. Она царапала обнаженную грудь, лицо, рвала волосы.
— Зачем молчишь? — шепнула она Филиппу. — Кричать нужно…
Над скифским табором повис истошный вопль. Кричали женщины, кричали мужчины, старики, старухи. Ребятишки проснулись и, путаясь под ногами, присоединили свой плач к воплям и крикам взрослых. Молчал один Гиксий. Золотистого коня схватили под уздцы двое скифов. Из темноты выскочил (третий и тяжелой, окованной медью палицей оглушил испуганное животное. Конь рухнул. Гиксий опустился на землю и коротким взмахом полоснул широким ножом горло вздрагивающей жертве. Та же участь постигла и трех остальных коней. Их кровь собрали в чаши. Гиксий, омыв руки горячей кровью, взошел на колымагу и скорбно склонился над трупом сына, затем старый царь спустился вниз, осушил чашу с кровью и бросил ее в огонь.
— Ну? — Ракса потянула за руку Филиппа. — Простись с братом твоей матери. Он поедет от нас далеко-далеко…
Филипп покорно пошел за ней. На колымаге, устланной войлоком и шкурами животных, в боевых доспехах покоилось тело Гимера. В ногах лежала голова тура, увенчанная большими острыми рогами. Скифский царевич дорого продал свою жизнь. Тур, растоптавший его, умер от ран, нанесенных Гимером.
— Ступай пить чашу крови! — Ракса снова подтолкнула Филиппа. Теперь она прощалась с Гимером. Выпрямившись во весь рост, она запела. Филипп не мог разобрать слов, но понял: Ракса прославляет подвиги покойного. Он вдруг почувствовал: он обязан выпить эту кровавую чашу, он — скиф, он не отступится от обычаев своих предков…
…Семь дней длилась тризна. На восьмой Гиксий поднял череп давно поверженного врага, наполненный брагой, и возгласил: своим наследником он назначает будущего мужа Раксы. Руку царевны получит самый смелый.
Молодые скифы вступили в состязание: на всем скаку рубили головы коням, показывая свое уменье владеть мечом и свою щедрость — туши убитых коней тут же свежевались, разрубались на куски и шли на угощение зрителей. Под вечер искатели руки Раксы рассыпались цепочкой и по знаку, данному старым царем, все разом гикнули и, низко пригибаясь к гривам коней, во весь опор понеслись по степи. Впереди на своей златошерстной тонконогой лошадке летела Ракса. Поперек седла она с трудом удерживала козла. По условиям игры, победителем становился тот, кто сумеет отнять у нее козла, сохранив ему дыхание. Ракса была беспощадна к своим преследователям, жестоко хлестала их нагайкой и вырывалась вперед. Проскакав круг, она сбросила козла к ногам деда.
— Дедушка! — торжествующе крикнула царевна, — этот год я останусь с тобой, — и, сверкнув глазами, повернулась к Филиппу: — Почему ты не попробовал своей силы?
— Получить удары от женщины, а потом стать царем — нет, это не для меня, — улыбнулся Филипп.
Женихи Раксы состязались в стрельбе из лука. К шесту прикрепили дощечку с маленьким, едва видным отверстием в центре. Вокруг кружочка-отверстия уже выросла щетина стрел. Ракса принесла свой лук и, натянув тетиву, вложила стрелу.
— Ты и стрелять не хочешь? Ведь при стрельбе не будет ударов, — сощурила она озорные глаза.
Филипп нехотя взял лук. Отказываться было неловко. Он прицелился тщательно и спустил тетиву. Стрела вошла в кружок. Филипп растерянно опустил руки. Ракса подбежала к нему. Ее глаза горели счастьем, щеки разрумянились. Полуоткрытые свежие губы коснулись его щеки.
— Ты лучше всех, ты будешь моим мужем! — Царевна обняла его. Молодые скифы, размахивая оружием, закружились в воинственной пляске. Филипп осторожно снял со своих плеч руки Раксы.
— Я не буду твоим мужем, Ракса. Ты не будешь моей женой…
Он отошел в сторону и сел. Ракса последовала за ним.
— Я знаю, тебе сейчас нельзя оставаться с нами, ты хочешь учиться по обычаям эллинов, но я буду тебя ждать.
— Я совсем не хочу жениться на тебе! — рассердился Филипп.
— Я буду тебя ждать — год, два, пять, десять — я всегда буду ждать. Это не наша воля. Табити[7] избрала тебя для меня.