— Купи, — вмешался Филипп.
— Покупай сам, — огрызнулся италик, — за эти деньги я лучше куплю хорошего подсвинка.
— Покупай, — Филипп швырнул ему золотую монету.
Крестьянин сразу сжалился:
— Беру. Ему будет у нас хорошо, добрая женщина.
Оценщик вывел на помост рослую девушку и сорвал с нее пеплум. Она задрожала от стыда и бессильного гнева. Старуха ползала в ногах оценщика и умоляла не разлучать ее с дочерью. Оценщик отогнал ее. Она не ушла, но притаилась в углу помоста.
— Рабыня девятнадцати лет, еще девственница. Сорок денариев.
— Два хороших раба, — шепнул виллик соседу, — товар не для нас.
Холеный, важный вифинец, миловидный, длинноволосый грек и верткий старичок с узкой мордочкой, владелец вертепа в порту, наперебой торговали красивую рабыню. Вифинец давал пятьдесят денариев. Грек из Массилии предлагал пятьдесят пять.
Притонщик протолкался вперед и выкрикнул:
— Я даю шестьдесят!
Вифинец вздохнул и обратил свой взгляд на худенькую девочку с выбеленными ногами.
— А эта?
— Эта тридцать пять. Бери, добрый человек, она искусна в пляске.
Вифинец увел плясунью. Массилиот и старичок все еще торговались. Массилиот кинул семьдесят пять денариев — цена упряжки добрых волов. Старичок с издевкой выдохнул:
— Восемьдесят!
Товар остался за ним.
— Одевайся, — крикнул притонщик, — пошли!
Старуха скатилась с помоста и побежала за массилиотом.
— Купи мою дочь! — цепкие, привыкшие к труду руки хватали его за одежды. — Купи нас!
— Ступай в Тартар, старая ведьма, — огрызнулся грек.
У девушки на помосте по щекам катились крупные слезы. Она натягивала одежду.
— Купи мою мать! — еще полуобнаженная, она сбежала с помоста и склонилась перед притонщиком. — Я буду покорной.
— И так привыкнешь! — Старик дернул ее за руку. — Идем!
Девушка рванулась. Ее упрямый вздернутый подбородок и ярко-синие глаза под черными ресницами показались Филиппу знакомыми. Но он никак не мог вспомнить, на кого она похожа.
— Пусть убивают, не пойду! — Девушка обхватила руками мать и вместе с нею упала на землю.
— Я уплатил деньги, заставь ее! — взвизгнул старичок, обращаясь к оценщику.
— Ты купил ее — она твоя. — Оценщик равнодушно отвернулся.
— Я не пойду без матери, — вскочила девушка.
— Даю сто денариев за обоих. — Филипп бросил на помост кошелек и подошел к молодой рабыне. — Я хочу знать твое имя.
— Ее зовут Арна, — торопливо отозвалась старуха. — Мы самниты с берегов этой реки.
— Она единственная твоя дочь?
— Нет. У меня был сын. Он продан в Египет.
— И ты ничего не знаешь о нем?
— Нет…
Филипп еще раз посмотрел на девушку. Да, он не ошибся: глаза такой синевы он мог видеть только у Ютурна.
— Пошли, — приказал он рабыням.
Дома он позвал к себе Арну. Она вошла закутанная о ног до головы в покрывало и, трепещущая, остановилась у порога.
— Подойди ближе.
Она сделала несколько робких шагов к его ложу. Губы ее дрожали. Филипп понял, чего она боится, и невольно нахмурился.
— Ты помнишь своего брата?
— Да, господин, хорошо помню. Он был добрым и сильным.
— Его звали Ютурном?
Девушка широко раскрыла глаза.
— Ты знаешь его имя? Боги!..
— Он был моим другом. Мы вместе сражались в войсках Аристоника Третьего, вождя обездоленных. Твой брат был отважен…
— Был? Ты говоришь — был? Он убит? Пал в бою?
— Растерзан живьем на моих глазах.
Арна пошатнулась, вытягивая вперед руки.
— Господин, скажи, что это неправда!
— Ютурн искал головы Эмилиана, убийцы вашего отца, — Филипп встал с ложа и подошел к девушке. — Когда падет последний в роду юноша, — медленно проговорил он, — долг мести ложится на плечи старшей в семье девушки. Я знаю ваши обычаи.
— Так было давно, — ответила невольница. — Самниты тогда не знали рабства. Дед помнил наши победы над Римом. Потом победили они, и мы сделались рабами. Как я отомщу за отца и брата?
— Ты хочешь стать вольноотпущенницей?
— Да.
— Ты получишь свободу, когда мы поднимем оружие против Рима.
— Кто ты? Откуда ты знаешь все наши законы? — Рабыня протянула к нему руки. — Я буду послушной тебе.