— Я продавал пепелище, — растерянно повторил Цетег.
— Погибели нет на этих пиявок, — ругнулся кривоногий сапожник. — Знаю я доброго Турпация! Раб из Самниума! Разбогател на наших слезах! Выкупился!
— И ползут, ползут в Рим… Скоро квириту и умереть негде будет, — мрачно сплюнул высокий оборванец.
— Говорят, война начинается. — Тщедушный, с желтым от лихорадки лицом разносчик холодной воды вытянул шею. — Митридат обещает всех рабов освободить.
— Правда? — встрепенулась старуха в черной греческой накидке. — Чует мое сердце: Понтиец за нас!
— За тебя, безродная тварь, может быть, — огрызнулся коренастый каменщик, — а не за нас. Пусть я поденщик, а мне нужна работа. Понавезли со всего свету рабов — свободному не продохнуть. Или самому в рабство, или в легионеры записывайся!
— Не тужи, Понтиец всем дело найдет! — подмигнула уличная менада, разубранная дешевыми побрякушками. — Накормит и пригреет!
Филипп, прислонившись к стволу старой акации, молча наблюдал. Трудно иноземцу найти союзников в этой стране. Лишь бесстыдная менада да выжившая из ума старуха гречанка верят в благодеяния Митридата.
Филипп спустился к Тибру. Желтая мутная река, сжатая мостами, торопливо пробегала городские кварталы и, впитав все нечистоты, всю нужду трущоб, выносила их в поля.
Над рекой, на маленьком форуме, темнели книжные лавки. Покупателей было мало: два подростка, хихикая, разглядывали какие-то непристойные свитки с выразительными рисунками; застенчивый молодой центурион спросил, нет ли руководства к писанию нежных писем.
Филипп окинул беглым взглядом названия книг: скверные переводы далеко не первоклассных греческих авторов, капитальный труд нового, как ходили слухи, римского главнокомандующего на Востоке Лукулла «О пользе вкусной пищи и высоком искусстве приготовления ее». Филипп подержал в руках увесистую рукопись и улыбнулся: двести кулинарных рецептов увековечил в тяжеловесных виршах великий гастроном и, наверное, больше всего этим прославит свое имя!
За вдохновенным творением римского консуляра теснились различные справочники. Филипп еще раз подивился духовной ограниченности римлян. Однако, подумал он, эта ограниченность не мешает квиритам быть сметливыми, энергичными и непреклонными в достижении намеченной цели. Азиатам многому надо поучиться у них.
Он обошел лавки, остановился на берегу и невольно вздрогнул: прямо перед ним высилась стена, за которой… «Да это же склады, отсюда начинаются их знаменитые продовольственные склады!» — с безотчетным страхом подумал Филипп и торопливо пошагал прочь.
На Востоке слыхали об этих складах. Но никто, даже самые искусные лазутчики азийских династов, не могли разведать, сколько модиев пшеницы, сколько амфор оливок, сколько сушеной рыбы хранится там.
Покорно и неизбежно текли и текли богатства из стран, подвластных Риму, к подножию Семи Холмов и прочно оседали здесь, за этой бесконечной, незрячей, без окон и дверей, стеной.
Уже на мосту Филипп еще раз оглянулся. Какая упрямая, поистине бычья силища дышала в этой бесхитростной, но крепкой кладке! Не стая острозубых волков-квиритов грозила миру дерзкими набегами, — нет, вся Италия, по-бычьи сильная, по-бычьи упорная, склонив могучие рога свои, оберегала землю Ромула и Рема. Где бы ни воевали римляне, за их спиной стояли эти склады: пища, теплая одежда, оружие.
Филипп провел рукой по лбу, как бы отгоняя все растущую тревогу. И на Востоке, собираясь воевать, запасались цари хлебом и вином для своих армий. В Тиритаке и Нимфее в огромных чанах засаливалась рыба, запечатывались смолой амфоры с маслом, на будущих путях Арея рылись колодцы… Но все это рассчитывалось всего на один поход, а если поход откладывался, запасы неукоснительно разворовывались. Мздоимцев, корыстолюбцев не устрашали никакие казни, хищения продолжались…
И все-таки, думал Филипп, несокрушимы не эти склады, будь они в семь раз обширнее и богаче, — несокрушимо упорство римлян, их единство, их умение ограничивать себя, уверенность, несмотря ни на какие поражения, в своей победе. Они гордятся своей свободой. На Востоке и купцы, и вельможи, и полководцы — рабы царя. Здесь же даже нищий может кричать на Форуме, хвалить или бранить самого Помпея. В этом их сила. В этом!
Филипп устало замедлил шаги. Солнце клонилось к западу. На багровом, точно омытом кровью, небе четкой геометрической линией чернела стена складов.
V
Старый Луцилий строил дом. Его сын скоро приведет к родному очагу юную Кайю. Новое жилище, светлое и просторное, приютит счастливую чету. Маленькую изящную виллу воздвигали под руководством милетского зодчего Тимона, захваченного в плен в последнем походе квиритов на Восток. Луцилий повелел Тимону создать нечто такое, что радовало бы глаз хозяина и вызывало бы завистливое восхищение у всего Рима. Угодит Тимон — до конца дней его руки не будут знать ни заступа, ни мотыги. Его оставят в доме господина, он будет строить дворцы для друзей Луцилия. Не угодит, обманет доверие — пруд с муренами неподалеку. Ни талант зодчего, ни красноречие не спасут невольника от острозубых хищных рыбок. Такова была щедрость благородного римлянина.