Арна густо покраснела. Она понимала, что значит для римлянки-патрицианки обратиться с подобным признанием к рабыне. Впервые в жизни ей, девушке, молодая женщина доверяла тайное тайных. Красота и беспомощность Фабиолы тронули ее до глубины сердца.
— Ради тебя, моя госпожа, я пойду на смерть…
Фабиола, рыдая, кинулась ей на шею.
— Ты любила его? Скажи мне…
— Госпожа, — Арна улыбнулась, — мой жених — Камилл…
— Я знаю, я не ревную. Но ты любила моего Филиппа в глубине сердца…
— Нет, госпожа, — Арна ласково, по-матерински нежно провела широкой сильной ладонью по шелковистым волосам молодой женщины. — Господину я благодарна, а тебя я полюбила… Сейчас… Ты доверилась мне как простая женщина, как сестра… Вели готовить послушных, смирных мулов. Мы поедем в горы. Я спрячу тебя у моей матери.
III
Филипп стоял у передней мачты. Перед ним был Херсонес, все такой же белый, полукругом раскинутый в глубине бухты. Все те же причалы, то же море, та же пристань и те же цветные плащи купцов, белоснежные одеяния старейшин, кубовые и алые хитоны рабов, полуобнаженные бронзовые тела носильщиков.
Он спустился в каюту и переоделся в темный, не раз чиненный плащ и кубовый залатанный хитон. Босоногий и простоволосый, сошел с корабля и затерялся в толпе. Он шел по родной земле! Никто не узнавал его!
Улицы Херсонеса казались уже, дома ниже. Их наивные аляповатые украшения, когда-то приводившие его в восторг, теперь вызывали улыбку, сады и рощи выглядели реже и потеряли всякую таинственность.
У ворот отцовского дома молодая плотная женщина держала у груди кругленького младенца. Двое малюток играли у ее ног. В нише, укрывшись от полуденного солнца, пряла рабыня.
— Добрая госпожа, это дом купца Агенора?
Молодая женщина недружелюбно оглядела нищего.
— Агенор уже четыре года на кладбище. Это дом купца Никия. Зачем тебе мой муж?
— Я хотел бы увидеть…
Его прервал нежный голос.
— Господин, ты вернулся? — Белокурая рабыня выскочила из ниши. — Я узнала тебя, господин! — Незрячая тянула к нему тонкие чуткие руки. — Ты вернулся наконец!
Во дворе Филиппа окружила челядь. Осуждающе разглядывали его лохмотья. Клеомека, все такая же сухая и желтая, выбежала из дома и, оттеснив рабов, воздев руки, запричитала:
— Вернулся! Обрадовал нас. Агенор, как узнал, что ты спутался с беглым рабом, сошел в могилу. Что тебе, убийце своего отца, надо в моем доме? Вернулся нищим! Слава богам, что ты не мой родной и не мне краснеть за тебя.
Филипп улыбнулся и прошел мимо.
Комната для приема гостей была низкой и темной, а в детстве казалась такой нарядной… Клеомена во дворе продолжала выкрикивать проклятия, но вскоре притихла и, вернувшись в дом, в сердцах поставила на стол глиняную миску с варевом.
— Ешь! Больше ничего не осталось.
— Я сыт, — Филипп отодвинул пахнущую требухой похлебку и снова улыбнулся: все-таки его не хотят заморить голодом. Клеомена такая же — клянет, а в куске хлеба не отказывает…
— Брат! — в трапезную вбежал Никий. — Я только что из лавки. Я не поверил! — Он порывисто и горячо обнял Филиппа. — Мы слышали, что ты погиб страшной смертью. Отец сокрушался о тебе, а потом… — Никий отступил и виновато потупился, — завещал мне все. Мать, жена, малютки… Это наш старший, Персей, он так похож на тебя… А это крошка Сафо, а вот и малютка Никандрия, она еще не отнята от грудн. Ты помнишь Геро? Ты еще часто дрался с ее братом Бупалом. Теперь она моя жена. Взгляни на моих детей и ради них оставь мне отцовский дом, а остальное все принадлежит тебе по праву. Завтра же я передам тебе…
— Я не хочу грабить твоих малюток, — прервал его Филипп. — Из всего отцовского наследства я попрошу у тебя только Евнию. Отпусти ее на волю и дай ей виноградник, где мы играли детьми.
Никий замялся.
— Я продал его.
— Можно выкупить, все дело в цене.
— У меня нет свободных денег.
Филипп засмеялся.
— Вижу, твоя хваленая торговля не привела богатства к твоему дому. — Он отпорол ногтем заплатку, на стол упали два тарпанских рубина и крупный изумруд. — Думаю, этого хватит на устройство моей Евнии.
Клеомена взвизгнула:
— Так ты правда разбойничал на море?! Пират! Висельник! Какое счастье, что ты не мой родной…
— А это Клеомене, взрастившей меня… — Филипп достал из-за пояса ожерелье. Мачеха всплеснула руками.
— Мне? Пират! Висельник! — Но голос ее уже был другим. — Немало крови на твоих жемчугах, — закончила она, с опаской принимая подарок.