В число древнейших греческих источников о разных областях ойкумены входили карты, впервые появившиеся в Милете. Философ Анаксимандр в первой половине VI в. начертил карту мира.[15] Такие карты создавались по планам, схемам и рисункам отдельных местностей, которые милетские мореплаватели привозили со всех концов ойкумены, в том числе и из Скифии, где к тому времени появились уже несколько милетских колоний.
Гекатей дополнил и уточнил карту Анаксимандра и в таком виде дал ее в приложении к своему «Землеописанию». Изображение Понта Евксинского на этой карте напоминало форму скифского лука.[16] В отличие от греческого, согнутого из одного куска дерева, скифский лук был составным и имел в середине выступ. Его вид хорошо известен по изображениям вооруженных скифов и амазонок на греческой керамике, торевтике и скульптуре, а также на монетах городов Северного Причерноморья (рис. 25, 26, 27, 49, 53). В дальнейшем и другие греческие и римские писатели (например, Эратосфен и Плиний Старший) уподобляли южное побережье прямой тетиве, а закругленные восточный, западный и северный берег с выступом в виде Крымского полуострова — скифскому луку. Это может рассматриваться как свидетельство достаточно определенного представления о контурах северного побережья уже на древнейших картах.
По сохранившимся источникам известно еще о двух милетских картах VI в. с изображением Северного Причерноморья. Геродот рассказывает, как милетский тиран Аристагор показывал спартанскому царю Клеомену план военных действий по карте, выгравированной на медной доске.[17] На ней были нанесены все известные грекам земли, моря, реки и города. Естественно думать, что такая карта включала Скифию и города на ее побережье.
Другую карту имел перед глазами составитель трактата «О числе семь», ошибочно приписанного Гиппократу. Карта изображала часть ойкумены, находившуюся в поле зрения торговых и колониальных интересов Милета. Автора трактата интересовали лишь крупные географические объекты, и поэтому он упомянул только Понт Евксинский, Меотиду и соединяющий их Боспор Киммерийский.
Таковы скудные сведения из сохранившейся архаической литературы о начальном периоде жизни греков в Северном Причерноморье. Однако по косвенным данным можно кое-что узнать о мироощущении греков при освоении новых земель. К этим данным относятся географические названия и мифы, действие которых происходит на берегах Понта.
Начнем с моря, по которому греческие корабли привезли колонистов на новую родину.
Древнейшее письменное упоминание об античном названии Черного моря встречается у Гекатея, называющего его Понтом, то есть просто морем. Такая традиция сохранялась на протяжении всей античности; однако источники V в. и более позднего времени указывают полное название моря — Понт Евксинский (Гостеприимное море), сменившее более ранее — Понт Аксинский (Негостеприимное море).
Уже в поэмах Гомера (рис. 4) можно различить знания эллинов о его южном и отчасти восточном и западном побережьях. Тринадцатая песнь «Илиады» начинается с того, что Зевс смотрит «вдаль на землю конеборных фракийцев, сражающихся врукопашную мисийцев и удивительных доителей кобылиц, питающихся молоком, бедных и справедливейших мужей». Взор бога обращен на западное побережье Черного моря, где живут фракийцы, хорошо знакомые грекам их северные соседи, мисийцы — одно из фракийских племен, обитавших между горным хребтом Гемом и Петром, и «доители кобылиц». Последних еще в античности отождествляли со скифами, а в современной научной литературе дискутируется вопрос, имел ли Гомер в виду скифов или киммерийцев.[18]
Не случайно у Гомера отсутствует этническое определение «доителей кобылиц» в отличие от более известных грекам фракийцев. В «Илиаде» отразились первые, еще очень поверхностные впечатления о кочевых народах, населявших Северо-Западное Причерноморье. Гомер обрисовал обобщенными, типичными для эпического памятника средствами не конкретное племя, а носителей необычного для греков хозяйственного уклада. Взгляд греческих мореходов — выходцев из народа земледельческой культуры — уловил такие необычные для них черты, как употребление в пищу кобыльего молока, «бедность» кочевника, который в отличие от земледельца нуждается в гораздо меньшем количестве предметов, необходимых для его существования, наконец, значительно меньшую по сравнению с греческим обществом социальную дифференциацию, что породило эпитет «справедливейшие», так как, на взгляд греков, среди бедных, мало отличавшихся по достатку племен соблюдалось равенство их членов.