«Русь VIII века» — так следовало бы, вероятно, обозначить принципиально новую тему, сама возможность которой полностью основана на освоении археологических данных (дендрошкала Ладоги и связанные с нею комплексы), впервые в русской раннеисторической тематике превалирующих над письменными. «Долетописная Русь» — одно из несомненных открытий Д. А. Мачинского, и в Ладоге он видит столицу этой Руси (так как в 862–864 годах Ладога выступает, бесспорно, столицей Руси Рюрика).
Динамика формирования этнокультурного состава населения Ладоги, особенно в 750–840 годах, и диапазон ее связей от Фрисландии до Хазарии, прослеживание импульсов от Беломорья до Подунавья позволяют исследователю именно в Ладоге — Альдейгью скандинавских саг — видеть столицу «хаканаросов», направивших в 838 году послов («свеонов» — шведов) к византийскому, а затем и к франкскому императорам (Мачинский 1982: 20–24; 1986: 27–29; Мачинский, Мачинская 1988: 47–48). Если эта гипотеза получит дополнительные подтверждения, то именно Северная Русь может встать в ряд первых по времени образования раннесредневековых государств Европы, наряду с Франкской империей на западе и Хазарским каганатом на востоке. Можно считать бесспорно установленным уже для второй половины VIII — первой трети IX века стабильный характер восточноевропейских коммуникаций Ладоги, использование развитой системы водных трасс (включая Дон, речные притоки Двинско-Днепровского междуречья, системы Нерли — Клязьмы и др.), континентальный — притом охватывающий огромные просторы славянского мира — размах связей. Социополитический организм с такими характеристиками мог располагать иерархией центров, и нельзя исключать, что «хаканрусов» в 830-х годах — это, допустим, летописный Дир, связанный в таком случае с Киевом (Лебедев 1985: 196; Кирпичников, Дубов, Лебедев 1986: 189–190). Однако бесспорно, где бы ни искать столицу «дорюрикова каганата русов», это раннегосударственное образование воздействовало на всю Восточную Европу; каркас его выразительно очерчивают «ладожские связи», реконструированные в работах Д. А. Мачинского (Мачинский, Мачинская 1988: 53, рис. 2); неоспорима и решающая роль Ладоги, связанных с нею земель и этносов в становлении этой Начальной Руси.
Северная Русь в собственной структурной целостности, а не только как континентального масштаба феномен, выступила в исследованиях Д. А. Мачинского существенно новыми чертами. Наряду с проблематикой словен, варягов, руси, в последние годы решена проблема еще одного «этносоционима». Загадочные «колбяги» «Русской Правды», византийских, арабских, скандинавских источников, как убедительно доказал Д. А. Мачинский, вероятнее всего — скандо-финнское население, соотносимое с приладожской курганной культурой XI–XII веков. Эта идентификация — одна из ряда дешифровок северо-русской этногеографии, исторической географии Северной Руси, где, помимо «Кюльфингерланда», соотнесен с археологической реальностью соперник Ладоги-Альдейгьюборга, исчезнувший Алаборг (городище на р. Сясь, центральное в Южном Приладожье?), расшифрован ряд навигационных ориентиров и трасс походов легендарных викингов — героев «саг о древних временах», пролагавших с незапамятной поры «долетописной Руси» и вплоть до ладожского наместника Улеба, родича Ирины-Ингигерд, жены Ярослава Мудрого, пути из Ладоги в Бьярмию, к «железным воротам» ледовитых морей, варяжских и ладожско-новгородских первопроходцев Русского Севера (Мачинский 1988б; 1988в; Джаксон, Мачинский 1988: 24; 1989).
Синтез саг, летописей, археологии, топонимики в этой серии работ Д. А. Мачинского — свидетельство высокого и динамично нарастающего, словно бы прямо пропорционально реализации, творческого потенциала ученого, историка и археолога, дерзновенного первопроходца и отважного бойца на непроторенных путях, а порою и в темных лабиринтах исторической проблематики. Словно (и действительно так) в жилах самого исследователя бродит пронесенная чередою поколений дерзновенная кровинка заморского викинга, одного из тех «варягов, дедов лихих», во славу которых поднимает в замечательной балладе графа А. К. Толстого заздравную чашу князь Владимир. И вполне уместно, завершая этот очерк, повторить его слова: «Жива наша русская Русь!» до той поры, пока бродит в ней эта варяжская струя, пока будит она мысль и вдохновение Д. А. Мачинского, его единомышленников и последователей и восстанавливает для непредвзятого читателя озаренные светом исторической истины почти неуловимые, но достоверные образы этой исчезнувшей и бессмертной Руси.