Сей городишко не приглянулся скифу. Он был невелик и неимоверно грязен. Среди прохожих, повстречавшихся Скиллу на узких кривых улочках, оказалось немало откровенных проходимцев, днем промышлявших воровством и обманом, а с наступлением сумерек не брезговавших вытащить из-за пазухи нож. Тут нужно было держать ухо востро, тем более что скиф явно привлекал к себе внимание. Красавец конь плохо сочетался с бедной одеждой всадника. Потолкавшись на майдане, Скилл истратил свою единственную монету, купив на нее хлеба, мяса и кувшинчик вина, весьма противного, как оказалось, на вкус. Он нашел укромное местечко, где подкрепился этой нехитрой снедью, после чего направился к дворцу наместника.
Дворец, в отличие от города, произвел на Скилла приятное впечатление. Он был невелик по сравнению с резиденциями владык Парсы, но отделан со вкусом и подобающим великолепием. Четырехэтажное с колоннами и арками здание окружала кованая решетка, за которой тянулся роскошный сад. За дворцом располагался большой луг, на котором, по всей очевидности, и должно происходить состязание. Объяснив стоявшим у ворот стражам, кто он такой, скиф попросил сообщить о его приезде господину Бомерсу. Хоть Скилл и не был похож на вельможу, просьба его была исполнена тут же, из чего скиф заключил, что слуга наместника пользуется немалым влиянием.
Бомерс заставил себя ждать. Скилл уже успел заскучать, когда на дорожке, ведшей от дворца, появилась массивная неуклюжая фигура. Выйдя за ворота, Бомерс небрежным кивком поприветствовал низко поклонившегося Скилла и столь же небрежным тоном бросил стражам:
— Пропустите его. Это — гость господина. Он примет участие в завтрашнем празднестве.
Стражи послушно посторонились, и Скилл получил возможность войти в ворота. Впрочем, в сам дворец его не впустили. Бомерс разместил своего спасителя в небольшом домишке, в котором жили слуги, ухаживавшие за садом, и, едва попрощавшись, ушел, предоставив гостя самому себе. Это выглядело не очень прилично со стороны толстяка, обязанного Скиллу своей шкурой, но тут уж ничего не поделаешь. Немного потолкавшись у дворца, скиф заскучал. Он был не прочь посетить дворец, где наверняка имелось немало всякого добра, которому Скилл в бытность свою разбойником находил очень даже недурное применение. Но во дворец его никто не приглашал, а явившись незвано, можно было заработать крупные неприятности, каковых Скилл совсем не желал. Потому он доверил Черного Ветра конюшим наместника, которые пришли в совершенный восторг от скакуна, а сам отправился побродить по городу.
Скилл обошел едва ли не всю Бактру, не обнаружив ничего примечательного, но изрядно устав и проголодавшись. Будь у него деньги, скиф без раздумий завернул бы в одну из харчевен, откуда долетал дразнящий аромат свежевыпеченного хлеба и жареного мяса, смешивающийся с приглушенным говором посетителей. Но денег не было, и это обстоятельство раздражало Скилла, не привыкшего отказывать себе в такой малости, как добрый обед. Немного поколебавшись, кочевник нарушил данное самому себе обещание быть честным человеком. Он совершил банальную кражу, стащив кошель у какого-то разодетого богача, путешествовавшего по торговым рядам в сопровождении слуг. Скилл решился на воровство еще и потому, что украсть кошель было очень непросто, и, содеяв это, он доказал себе, что не утратил былую сноровку.
Сунув кошель за пазуху и ощущая его приятную тяжесть, Скилл устремился в облюбованное заранее заведение.
Здесь царил приятный полумрак, наполненный чудесным запахом яств и приглушенным позвякиванием посуды.
— Хозяин, вина! — потребовал Скилл, садясь на массивную скамью и подтверждая свое требование брошенной на стол монетой.
Приказание было выполнено с похвальной быстротой. Осушив глиняный бокал и убедившись, что вино совсем недурное, Скилл наполнил опустевший сосуд вновь и приступил к обстоятельному выбору закусок. Он набрал пять или шесть блюд, не слишком беспокоясь об их цене, ведь кошель, перекочевавший к нему на рынке, оказался полон серебра. Вскоре стол перед Скиллом был сплошь заставлен блюдами с аппетитно дымящейся снедью. Скиф принялся уписывать яства, проявляя при этом завидный аппетит. Ему уже давненько не доводилось столь сладко есть, и Скилл намеревался как следует компенсировать тот вынужденный пост, какой он имел по милости семейки Ораза. Однако побеседовать один на один с шеренгой мисок и бокалов Скиллу не удалось. Он как раз приканчивал жареного павлина, птицу сладкую, но жестковатую на зуб, когда его левый бок ощутил неласковое прикосновение чего-то колющего, как осмелился предположить Скилл, — ножа. Угрозу действием сопровождала негромко брошенная фраза: