Сколько раз эти истории Миррина рассказывала Арзаку. Вечерами, когда наступал конец работе, они, оставив Одатис и Старика, вдвоем уходили в степь. Там, на приволье Миррина разматывала длинную нить повествования, а Арзак протягивал руки к всходившей луне и говорил: «Смотри, показался „Арго“».
«Где сейчас Арзак? Скоро ли будет рядом? Везет ли настой?» — думала Миррина. При мысли о том, что Арзак видел Ликамба, ее сердце тоскливо сжималось.
— Арзак, давай сосчитаем камушки, — сказал Филл.
— Двадцать два, знаю без счета, — ответил Арзак.
— Вдруг вышла ошибка и камушков меньше?
— Я не ошибся, Филл. Через пять или шесть дней мы догоним кибитку, и Одатис выпьет сонное зелье.
— Ты придумал, как передать амфору? Кто-нибудь поможет?
Каждый раз, когда Филл начинал разговор о настое, Арзаку делалось не по себе. Филл что-то выпытывал. Его слова имели два смысла. Второй смысл был темный. И сейчас, когда кони скакали рядом, голова к голове, Арзак решился.
— Филл, — сказал он, — ты спрятал вопрос и носишь его, как камень в праще. Будет плохо, если камень вылетит неожиданно и попадет мне в спину.
— Почему мы никого не встречаем? — спросил Филл. — Куда подевались люди, стада? Отец любил повторять, что в скифских степях столько овец, сколько на небе звезд. «Богатые овцами пастбища скифов и есть золотое руно, манившее греков в дальние земли», — так говорил отец.
— Ты не хочешь задать свой вопрос?
— Не хочу, Арзак. Потому что, если вопрос — это камень в праще, то молчание — это твой щит. Ты упрям, словно тебя породила скала. Ты отразишь мое слово молчанием. Куда же все-таки делись стада и люди?
— На летние пастбища подались.
— Зачем, разве здесь плохая трава?
Арзак не ответил. Он повернулся к восходу и приставил ладони к глазам. Ксанф и Филл сделали то же.
Прямо на них, рассыпавшись цепью, мчался конный отряд.
— Куда прикажешь скакать, предводитель, вперед, назад, в сторону? — сказал быстро Филл.
— Поздно, — ответил Арзак. — Они нас заметили и, если поскачем, выпустят стрелы.
— На таком расстоянии промахнуться.
— Это скифы. Наши воины бьют без промаха.
16
Дороги пересеклись
Отряд в пятьдесят человек окружил их плотным кольцом.
— Вот те на, — процедил предводитель сквозь зубы.
Он въехал в круг и Арзак узнал Иданфирса. Даже конь под ним был тот же, серого мышиного цвета.
«Почему он здесь со своей дружиной, почему не около Савлия?» пронеслась тревожная мысль.
— Скакали за воинами, поймали детишек. Откуда — куда путь держите? — спросил всадник на сером коне.
— Во всем тебе удачи, царь Иданфирс, — сказал Арзак. — Был я в городе по прозванию «Счастливая», путь держу к северу, чтобы проводить в последний шатер твоего отца, царя Савлия.
— Придется поспешить, если хочешь увидеть, как царь Савлий будет спускаться под землю. А кто эти чужеземцы и для чего они обрядились в наши одежды?
— Чужеземцы — жители Ольвии. Ксанф и Филл.
Услышав свои имена, Ксанф и Филл поклонились. Иданфирс на приветствие не ответил.
— Отец Филла много раз приезжал с товарами в наши степи, — поспешил добавить Арзак, — он привозил шелк и браслеты для твоей почтенной матери и для младших жен. Царь Савлий его жаловал. Когда Ксанф и Филл узнали, что царь Савлий отправился в последнее кочевание, в их сердцах загорелось желание проводить его до самого места, как это делают скифы, и вот они сняли свои одежды и обрядились в наши. Дозволь чужеземцам проводить твоего отца, царь Иданфирс.
— Дозволяю, — сказал Иданфирс равнодушно. Он думал о чем-то другом. — И пусть поспешат. К полной луне все будет кончено.
— Нет, нет! Ты ошибся, царь Иданфирс! Сорок дней истекут через двадцать два дня, а до полной луны — всего десять.
— Персы дни отобрали. Мы уводили их к восходу, сколько могли. Теперь они на закат повернули. Того и гляди помешают спокойному кочеванию царя Савлия, если не поторопимся.
— Какие персы? Они же в Азии!
— Неужто не знаешь, что Дарий большую войну в степь привел? — нетерпеливо спросил предводитель дружины Палакк. Он в толк не мог взять, для чего Иданфирс теряет время на разговоры с мальчонкой, не стоившим ломаного акинака.
— Не знаю. Траву паленую видел, думал, савроматы с соседями бьются или меланхлены.
Ксанф и Филл не понимали, о чем идет речь, и с тревогой переводили взгляд с Арзака на Иданфирса.
— Персы, война, осталось всего десять дней, — быстро сказал Арзак на языке эллинов.
— Вон оно что, — протянул Иданфирс. — Вспомнил. Я видел тебя, когда Старик приходил выпрашивать внучку. Рядом была рабыня-гречанка. Верно, она тебя научила перекидывать наши слова на греческие?
— Это так, царь Иданфирс, она научила. В тот день я думал, ты не глядишь в нашу сторону, а ты запомнил.
— Как зовут тебя? — спросил Иданфирс. Он словно не замечал, что дружина изнывает от нетерпения.
— Мое имя — Арзак.
— Сильное имя, — сказал Иданфирс. — Хорошо называться Медведем. Вот что, Медведь, внук Старика, я поручу тебе важное дело. Исполнишь — награжу золотом или в дружину возьму, когда подрастешь. Довольно ли будет?
Дружинники расхохотались, Иданфирс нахмурился, и смех затих.
— Благодарю тебя, царь Иданфирс. Только я не дружинник — кузнец. Когда стану мастером, буду ковать для твоей дружины акинаки и копья. Поручение я исполню без всяких наград. Как только царь Савлий закончит свое кочевание и уйдет в шатер Вечности…
— Война не ждет, — перебил Иданфирс. — Поручение исполнишь немедля, прямо отсюда отправишься к персам.
Арзак побледнел, и все это увидели.
— Струсил мальчонка! — сказал Палакк насмешливо.
— Никогда трусом не был! — вскричал Арзак. — Я — скиф, и если война я воин. Давай свое поручение, царь!
— Молодец! Вот это по-нашему! — закричали дружинники и снова расхохотались. Кони под ними заплясали, готовые с места пуститься вскач.
— Слушай, Арзак, внук Старика, — сказал Иданфирс спокойно и строго, как говорят с равными. — Грозный враг пришел в наши степи, и мы должны его одолеть. Дарий думает, что скифы сдаются, если уходят от боя. Чтобы его разуверить, передай ему наши подарки. Со всей земли собирали.
Иданфирс сделал знак. Дружина снова расхохоталась, и Палакк, смеясь вместе с другими, протянул Арзаку плетеную корзину, клетку и пучок связанных вместе стрел.
— Понял, Медведь, внук Старика? — спросил Иданфирс.
— Понял, царь Иданфирс. И почему дружина смеется, теперь тоже понял. Подарки передам, будь уверен.
— Персы в трех переходах. Как завидишь посты, принимайся кричать: «Дары от царя Иданфирса». Если не поймут, кричи на языке эллинов. Оттого и посылаю тебя, что в войске Дария этот язык многие понимают.
Царь Иданфирс хорошо знал, что скифы и персы говорят почти одинаково. Им не надо перекидывать слова с одного языка на другой, чтобы понять друг друга, но ему захотелось отправить послом не воина, как собирался вначале, а простого мальчонку. Пусть захлебнется злостью назвавший себя царем царей.
— Если вернешься живым, — сказал Иданфирс Арзаку, — проси любую награду. Только сестру не проси. Тут помочь ничем не могу — над волей мертвых нет моей власти.
Мышиного цвета конь рванулся вперед. Сверкнула молнией золотая пантера на круглом щите.
— Чужеземцы могут ехать за нами! Привал у второй балки! — крикнул на скаку Иданфирс, и дружина умчалась.
— Три дня туда, три дня обратно… Савлий за это время уйдет вперед… Одатис погибла, — прошептал Арзак.
Он достал из дорожной сумки пригоршню одинаковых серых камушков и один за другим стал бросать их на землю.
— Остановись! Что ты делаешь! — закричали Ксанф и Филл, словно Арзак выбрасывал что-то очень важное.
— Одатис погибла, — прошептал Арзак и распрямил ладонь с десятью оставшимися камушками.