— Наверное, эти двое однажды на закате выпили чашу братства и с той поры сделались побратимами.
Арзак рассмеялся.
— Звери могут дружить, как люди. Белоног с Лохматом знают друг друга с рождения.
Он развернул персидское платье, которым снабдил его маленький человечек, и надел поверх платья Одатис, на случай нечаянной встречи.
— Если кто увидит мою невесту, решит, что три скифа везут пленного перса, — сказал Филл, и маленький отряд покинул стойбище Вечности.
Одатис лежала в седле Арзака. Предназначенный ей Олешек скакал пока налегке. Ксанф и Филл ехали каждый на своей лошади. Лохмат бежал следом за Белоногом. Иногда, радуясь воле, он описывал большие круги и оказывался около Тавра.
— Привыкай к хозяину, верный кути Лохмат! — кричал тогда Филл. — В Ольвии будешь жить в моем доме.
Потом наступил вечер. Длинный, полный событиями день подошел к концу. С заходом солнца разбили привал и, когда все успокоились, Филл, сидевший рядом с Одатис, произнес:
— Готовь щит, Арзак. Праща раскручена, камень летит.
— Боя не будет, брат, спрашивай, тихо ответил Арзак.
— Я буду говорить долго.
— Наше время — вся ночь.
— Тогда слушай. У моей матери была сестра. Ее все любили. «Боги дали ей красоту и вложили в грудь благородное сердце» — такими словами вспоминают о ней в нашем доме великого врачевателя Ликамба. Ликамб и сестра моей матери были мужем и женой. Сначала они жили в Пантикапее городе на другой стороне Понта, потом из-за целебных источников Ликамб решил перебраться в Ольвию. Он выехал первым, но жены не дождался. Буря разбила корабль, на котором она плыла, и все, кто был на корабле утонули. Море выбросило на берег только обломки мачты. В нашем доме до сих пор вспоминают, как страшно страдал Ликамб.
Одатис спала. Арзак, Ксанф и Филл сидели тесным кружком. Их колени соприкасались, глаза смотрели в глаза.
— Знаешь, почему мы с Ксанфом оказались в степи? — повысив голос, с вызовом задал вопрос Филл.
— Говори.
— Мы отправились в степь, чтобы вернуть Ликамбу его жену. Готовься, Арзак. Камень летит. Вот он: ее звали Миррина?
— Да.
— Почему ты скрывал это от нас?
— Она закляла меня молчать. Я плохо выполнил клятву. Красота ваших храмов и статуй вырвала имя, и ты его подобрал.
— Это так. Ты выдал себя на агоре, и я стал прислушиваться к каждому твоему слову. Я понял, что тебе знаком город, хотя ты в Ольвии не был, я услышал, что ты напеваешь песни, которые пела мне мать. Потом я подслушал твой разговор с Ликамбом, хотя добродетельный Ксанф хватал меня за хитон, чтобы удержать от дурного поступка. Скажи, Арзак, скиф из племени царских скифов, ты знал, что Миррина была женой врачевателя?
— Миррина рассказывала о героях и храмах. О себе она говорить не любила. Я не знал, кто был ее мужем, но догадался об этом, когда Ликамб говорил со мной в подземелье.
— Догадался и промолчал?
— Я передал бы Миррине каждое слово, сказанное Ликамбом, я сказал бы ей: «Возвращайся», но я не мог нарушить запрет.
— Последний вопрос, Арзак. Почему Миррина так не хотела, чтобы мы узнали о ней? Разве наши два дома не заплатили бы за нее любой самый большой выкуп?
— Дело не в выкупе. Старик и так бы ее отпустил.
— Что же ее держало?
— Ты сказал, что в памяти близких она осталась красивой. Наверное, она не хотела показать Ликамбу свое изуродованное лицо. Она и здесь прикрывала щеку длинной прядью волос.
— Но ведь он все равно бы ее любил!
Наступило молчание. Сделалось слышно, как ветер перебирает траву. По ногам поползла ночная прохлада. На небе вспыхнули звезды. Они зажигались то по одной, то по нескольку вместе и, вспыхнув, роились мерцающими светлячками.
— Смотрите, как ярко светит маленькая звезда над осью Колесницы [14], - сказал Филл, вставая. — Смотрите, — повторил он настойчиво, — маленькая, яркая. Она в стороне от других и посылает лучи прямо к нам, словно хочет что-то сказать.
— Видим, Филл. — Арзак и Ксанф поднялись тоже.
— Я не знаю, как называют эту звезду другие люди — эллины, персы, скифы, — но для нас с вами пусть ее именем будет «Миррина». — Филл поднял руки к небу и крикнул: — Хайре, Миррина!
— Звезда Миррина, привет тебе! — произнесся над засыпающей степью крик, подхваченный двумя голосами.
21
Быстротекущий Истр
О предательстве невров скифы узнали, перехватив гонца, отправленного молодым вождем к Дарию. Гонец долго упорствовал, рассказал о готовившейся западне. Скифы пришли в ярость.
— Смерть предателям неврам!
— Уничтожим всех до единого!
— Гибель на их стада! Огонь на их жилища!
Крики гнева и возмущения достигли небес.
— Глупый невр расставил капкан — сам в него угодит, — сказал Иданфирс и ощерил зубы, как Золотая пантера у него на щите. — Отряд в двести всадников отправится в стойбище Вечности, предводителем будет Мадий. Остальные двинуться на закат. До сей поры война на наших землях велась, ныне на соседских повоюем.
— Папай с нами! Веди, Иданфирс! — закричали скифы.
Тем временем персы возводили заградительные валы. Царь царей приказал построить восемь больших укреплений на равном расстоянии друг от друга: ни человеку, ни зверю мимо не проскочить. Но хитрый враз изогнул путь дугой и снова ушел, как вода между пальцами. Пришлось оставить незаконченные постройки и двинуться за скифами на закат. Началась прежняя скачка. По своему обыкновению, скифы опережали персов на один день перехода.
Иданфирс повел войска через земли андрофагов, меланхленов и невров. Это была месть за отказ принять участие в общей борьбе. Невры бежали, им ждать пощады не приходилось. Разъяренные скифы передали огню их жилища, уничтожая все, что попадало им под руку. Вступившие следом персы завершали опустошение. Надолго запомнили невры предательство своего вождя.
Отряд, посланный в стойбище Вечности, догнал основное войско. Предводитель отряда Мадий толково и коротко доложил:
— Невры прятались около Черной гряды, на север от Волчьей пасти. Их разведчики пробрались к Старому кургану. Здесь совещались долго, шестеро сидели, один топтался на месте, следы перепутал, как пляшущий заяц. Потом разведчиков кто-то спугнул, они побежали. Бежали быстро, широкими шагами. Один волчьи клыки растерял, подобрать не решился. У Черной гряды все прыгнули на коней, и отряд ускакал. Следов битвы у Старого кургана не обнаружено. Еще видели четкие отпечатки человеческой ладони с тонкими пальцами, будто кто-то на руках, вверх ногами шел. Если так, то выходит, что невров прогнали покойники.
Говоря о покойниках, Мадий трижды сплюнул через левое плечо.
— Выходит, что так, — уверенно сказал Иданфирс.
Все выходило, как он задумал. Войско Дария день ото дня редело. Персов преследовал голод. Повсюду их встречали вытоптанные поля и заваленные колодцы. Тех, кто отправлялся на поиски пищи, подстерегали скифские стрелы. Налеты скифских отрядов становились все чаще и яростней. Развязка близилась.
Собрав второй совет у Меча, Иданфирс предложил вождям не заманивать больше врага, а открыто вступать в сражения.
— Бейте персов и днем и ночью, гоните их конницу, чтобы конники опрокидывали своих пехотинцев. Пощады никому не давайте, — такими словами царь Иданфирс закончил короткую речь.
— Персам конец, — удовлетворенно сказал вождь будинов. — Измотали их порядком. Детям и внукам закажут дорогу в степь.
— Прав буддин. Победа с нами. Если Дарий еще не знает, наши стрелы пропоют ему это, — отозвался вождь савроматов.
— Одно еще слово произнесу, вожди, прежде чем разойдемся.
— Говори, царь Иданфирс.
— Персы пришли обратить в рабство свободные племена. Клянусь Золотой пантерой, мы все повернули иначе, и время пришло их самих сделать рабами. Пусть ни один не уйдет с нашей земли: или в могилу ляжет, или рабом до смерти останется.