— Гермиона, — сказал Гарри и потянулся через стол, беря ее за руку. — Долохов…
Беспокойство, отразившееся на его лице, прогнало весь восторг со скоростью воздуха, вылетающего из дырявого воздушного шарика. А потом каким-то образом Гермиона догадалась, что он собирается ей сказать.
— Долохов… после освобождения он обратился с прошением на портключ обратно в дом своей семьи в России, и… ему предоставили его. Он покинул Англию сегодня днем.
И снова она могла только моргнуть.
Это действие помогло, по крайней мере, вытолкнуть слезы из глаз, которые быстро скатились по щекам.
Гарри достал платок из кармана пиджака и передал его ей.
Пытаясь быть храброй, несмотря на унижение, она всхлипнула, вытерла лицо, сжала руку Гарри и сказала с грустным смешком:
— Ну что ж. Ты был прав. Ты был прав насчет всего этого, Гарри. Спасибо, что… был так любезен сообщить мне об этом наедине.
Не говоря ни слова, Гарри встал, подошел к ней и заключил в крепкие объятия, потирая спину и позволяя ей выплакаться в свой полосатый жилет.
— Мерлин, я гребаная катастрофа, правда?
— Нет, Гермиона, — выдохнул он. — Ты намного лучше, чем мы все заслуживаем.
<> <> <> <> <>
В тот вечер Гермиона, одетая в пижаму, состоящую из рубашки и свободных штанов, сидела в своей маленькой квартирке и с несчастным видом поедала курицу Тикка Масала, купленную навынос. Она слушала свой старый плейлист о расставании из той эпохи своей жизни, которую называла Ронтастрофой. В поисках утешения Гермиона зажгла свечу с ароматом средиземноморского инжира и постаралась не думать о предстоящем понедельнике, который станет первым понедельником без Антонина за этот год.
Было ли это слишком драматичным, учитывая, что Гарри вполне ясно предупреждал ее о том, что вот-вот произойдет, а она все равно позволила себе поверить в слова Пожирателя смерти? Может быть. Возможно. Но обычно она считала, что лучше всего сразу поддаться волне своих эмоций — покончить со всем этим и затем двигаться дальше, — а не прятать чувства и позволять им всплывать в неподходящие моменты.
Итак, сегодня вечером она чувствовала себя несчастной, чертовски несчастной.
Гермиона как раз налила стакан прекрасного пятилетнего Гевюрцтраминера{?}[Сорт белого вина с минеральными, пряными и дымными нотами.], когда услышала стук в дверь. Вздохнув, она решила, что это курьер и, скользя шерстяными голубыми носками по полу маленького коридора, пошла открывать дверь…
Это был он.
На нем был бордовый вязаный свитер и широкая улыбка.
А в руках он держал огромный букет цветов.
Она забыла, как дышать.
— Privet, kroshka, — напевая поприветствовал он, и звук его голоса стал бальзамом для ее израненной души.
— Антонин… ты… мне сказали, что ты покинул Англию, — выдохнула она, по привычке поднимая руку к своей шее, чтобы коснуться жемчуга, которого сейчас на ней уже не было. — Мне сказали, ты вернулся в Россию.
— Так и было! — ответил он, протягивая букет. — Потому что я дал тебе обещание. Я обещал принести тебе кое-что. Я же не мог прийти с пустыми руками, не так ли?
Гермиона, все еще не до конца осознавшая, что его присутствие было реальным, а не галлюцинацией ее опустошенного воображения, протянула руку, чтобы взять букет пионов, которые имели листья как у папоротника, и увидела, что они выглядели именно так, как он описывал их в тюремной камере: широкие, как маки, красные лепестки с желтым центром и нелепо большие пушистые зеленые листья папоротника.
Она просто смотрела на них, потом снова подняла взгляд на него.
— Ты хочешь сказать мне… что ты проделал весь путь до Сибири… только чтобы найти это для меня?
— Ну да, но собирать их в мамином саду оказалось ошибкой, — сказал Антонин, глядя на потолок внешнего коридора и почесывая бороду. — Я планировал появиться здесь раньше, а родным сделать сюрприз через несколько дней. Мой план сегодня состоял в том, чтобы забрать цветы, вернуться прямо сюда и увидеть тебя, но… — продолжал он, в то время как Гермиона аккуратно убрала цветы на пол в прихожей, а затем выпрямилась во весь рост и скрестила руки на груди. — Мама выглянула в окно и увидела, как я ползаю по ее клумбе — после заключения, видимо, мои навыки скрытности немного растерялись. А потом она заплакала, а потом потеряла сознание, а потом все мои младшие братья тоже вышли из дома, и …
Закончить предложение Антонину помешала Гермиона, запрыгнувшая на него. Обхватив его руками за шею, она накрыла его губы своими. Он застонал, удивление, похоть и нежность сплелись вместе в прекрасный аккорд, подхватывая ее своими крепкими руками и переплетаясь своим языком с ее.
Когда он отстранился и опустил ее, их глаза были прикрыты отяжелевшими веками, дыхание участилось.
— Для меня это никогда не было игрой, Гермиона, — прохрипел он. — Ни на секунду. Я не играл с тобой. Я был влюблен в тебя. И влюблялся больше с каждой неделей. Я люблю тебя, kroshka. Я должен был сказать это тысячу раз гораздо раньше, но боялся потерять то немногое, что у меня было с тобой, — сказал он, прикоснувшись своим лбом к ее лбу. — Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю.
«Этого не может быть, — подумала она, — такие моменты выходят за рамки жизни, подобной моей».
— Как… как долго? — выдавила она, глядя в эти глубокие синие глаза.
Он рассмеялся, лаская ее лицо своими длинными пальцами.
— Дольше, чем ты, наверное, предполагаешь, umnitsa. Как думаешь, почему я соглашался вести переговоры только с тобой?
В ее голове пронеслись образы их прошлого взаимодействия — день, когда он оставил ей шрам в Отделе Тайн, день, когда он сражался с ней в кафе, день суда над ним, когда он смотрел на нее, закованный в крепкие цепи.
— Это правда? — спросила она, улыбаясь. — Или я сплю?
В ответ Антонин наклонился, чтобы поцеловать ее, захватывая нижнюю губу, и скользнул пальцами между большими белыми пуговицами на ее пижаме, чтобы коснуться ее шрама. Вибрация беспорядочной энергии пронеслась по каждому нервному узелку в ее теле, давая ей ощущение реальности происходящего, в котором она нуждалась.
— Я тебя люблю. Так чертовски сильно, — прошептала Гермиона, зная, что не будет ни одного дня, в котором бы она не повторяла ему это.
Она настойчиво схватила его за горловину свитера, чтобы затащить в свою квартиру, но он остановил ее, крепко вцепившись рукой в дверной косяк.
— Kroshka, — прервал он ее, задыхаясь и выглядя так, будто он использовал все свои силы, чтобы сохранить самообладание. — Я должен предупредить тебя. Если ты затащишь меня в свой дом прямо сейчас, тебе будет трудно избавиться от меня.
Гермиона смущенно улыбнулась, задаваясь вопросом, как ей теперь научиться выносить столько счастья.
— Хорошо.
И с этими словами она втащила его к себе окончательно и захлопнула за собой дверь, навсегда закрыв путь к жизни без Антонина Долохова.
Комментарий к 3
Примечания от автора:
• Рабочее название этой истории было «Азкабэнг». :)
• Подразумевается, что по крайней мере часть информации, которой обладает Антонин, действительно исходила от Торфинна, который узнал ее через сеть Пожирателей смерти уже после того, как выпил веритасерум и был освобожден. Антонин специально сделал вид, что удивлен, чтобы скрыть это и защитить Торфинна. Как предполагала Гермиона, крайне маловероятно, чтобы Торфинн не навещал Антонина. Во всех моих историях этого автора у Антонина и Торфинна можно отследить теплые дружеские отношения, даже что-то вроде «старшего/младшего брата».