«Надо навести контакты на будущее в плане объединения», — сказал Учитель. Это — в связи с предстоящим выступлением для членов «Красного кольца» знаменитого Таракана. Концерт будет закрытым — только для братства. Исключение сделано для ребят из других русских клубов. Надо наводить мосты с родственными организациями. А что и правда — в единстве наша сила. С чернотой, размножающейся, как грибы после дождя, нам по одиночке не справиться. Вот только что будем делать с собственной черной кровью! Как быть с нею, с этой несправедливостью? — Нет — Карой! Если эта божья кара, то — за что? За что мне это наказание? Мне, без памяти любящего в себе русского? Выходит, и за любовь по всему родному возможно наказанье? Нет, тут что-то не то. Я еще разберусь с этим.
Встреча с всеобщим кумиром состоится где-то в Одинцово. Если честно, то по мне — Олимпийский стадион — вот место Таракана. Но прав и Вадим, объяснивший, что на певца объявлена охота и менты только повода ищут, чтобы упечь его куда подальше. Поэтому концерты он дает очень редко и всегда вот в таких полуподпольных условиях: в полуподвале, в лесу, за городом. Я оглядываюсь вокруг — вот она моя стихия: полутьма, тусклый свет сцены и тысячи горящих глаз. Несмотря на жару, пацаны в кожаных куртках, а тяжелый топот говорит о том, что многие пришли в крепко покованных армейских ботинках. На сцену возносится Таракан. Общий ор, прерываемый им воздетыми к небесам руками. Мы и голос мессии в замершем подземелье: «Знаем ли мы, что наше счастье в том, что мы русские? Что наш цвет — это белый цвет? Что этот мир принадлежит белым? Что мы — русские — мужики? И только мы должны навести железный порядок в стране, где живем?» Тысячеголосье «Да-а-а!». Победно вскинутые руки. Распахнутые для боя груди: «За Русь!». И в ответ со сцены: «Слава России!» Подвал взрывается: «Слава! Слава! Слава!». Струны гитары поют вместе с хрипом Таракана: «Что же ты ищешь, душа мятежная?» И эта песня русской души, разливается, рассыпается вместе с нами по улицам ночного города. Мы мчимся подобно весеннему половодью, сметая машины, припаркованные у тротуаров, наплевав на женские визги и отчаянный вой сирен. Из моих бойцов рядом только Мишка и Антон. Мы кидаемся к станции, к медленно отплывающей электричке, еле успевая протиснуться в закрывающиеся дверцы вагона. А там, в вагоне — мирно дремлющая Русь: старушка с авоськами перекрестилась, баба с пацаненком вжалась в спинку кресла, остальные тихо посапывают, да посматривают в оконную темень. «Мы разбудим тебя, Россия!». Так, кажется, поет Таракан. С этой мыслью-зовом мне надо ложиться и вставать, а не с думами об армянской крови. Пусть и так! Никто, никогда не узнает об этом грехе моем. Этот позор можно лишь смыть вечным и честным служением России. И позор ли это, если я честен в главном — любви по всему русскому?!
… Хорошо сладостно потянуться в постели, но не в тот момент, когда в комнату заглядывает мама.
— Ну что, соня, проснулся? Не хочешь мне помочь? — предлагается подписать мирное соглашение? А может, перемирие? Согласимся с любимой поговоркой предков о том, что худой мир лучше доброй ссоры. Хотя по мне лучше взять вооружение старый советский марш: мы мирные люди, но наш бронепоезд — на запасном пути.
Мама с утра собралась на рынок, да сил нет. А мне как раз их некуда девать. Сам сбегаю.
— Картошку с капустой купить не смогу? Ты мне список только напиши. — Мирное соглашение подписывается мною, но миндальничать с агрессором я не собираюсь. Впрочем, гнать ее на рынок тоже не дело. Дискуссию о наличии в наших жилах армянской крови оставим на потом. Как и тяжелые раздумья о том, что с этим делать и как будет реагировать на эту новость Учитель?
С некоторых пор покупки для дома как-то само собой стали моей заботой. Заодно это позволяет вести своеобразное наблюдение за обстановкой на рынках. Мамин список приглашает меня заглянуть туда, где мы недавно шорох наводили. Далековато, правда, но смысл в моем визите большой. Беглый взгляд на овощные ряды свидетельствует о том, что кавказцев на рынке вовсе не поубавилось. Так, словно бы и не было нашей головомойки. Вот те на? — как говорит бабушка в минуты особого огорчения. — Выходит, надо вновь нам наведаться в гости к заезжим торговцам? Или что-то новое придумать настало время? Еще одна тема для разговора на клубном собрании. После рыночного шоппинга дома ждет сюрприз: бабушка демонстрировано (как всегда) объявляет, что она соскучилась по своему дому и решила завершить свой официальный визит в Москву, тем более, что не желает мешать здесь кое-кому. Умоляющий взгляд матери заставляет меня броситься к старой армянке, и с трудом пряча брезгливость, чмокнуть ее в морщинистую щеку. Этого достаточно, чтобы у нее в глазах включились краники, что угрожает вынужденной отменой отъезда. Однако моя готовность, не откладывая в долгий ящик проводы, отвезти ее на вокзал, лишает старухи последний надежды…
Электричка увозила ее, увы, не навсегда — и вовсе не к кавказским горам, в солнечную Армению. Когда же ее предки появились в наших краях, лет 200 назад, небось. А может и раньше. Выходит, Гулю, эта узкоглазую таджичку через 50 лет ничем не отличишь от любой другой ее соотечественницы! А Ира, столь ловко обкрутившая меня, так та вообще нарожает кучу поддельных русских. А хитроватые бугаи за прилавками, каждый из них, небось, уже обзавелся семьей в Москве, доброй русской бабой в дополнение к той, что растит свору черномазых джигитов в родных краях. Неужели наши старания для них как мертвому припарки?! Или у меня поехала крыша?
Не странно ли, что Учитель заговорил о том же. Он собирает неожиданно у себя в кабинете всех командиров. Его речь необычайно взволнованная, емкая и как всегда яркая и есть простой и ясный ответ на все то, чем я мучаюсь.
Учитель говорит:
— Я не раз напоминал вам о росте числа нерусского населения в России. Одних только мусульман миллионы. Это не считая непрекращающейся иммиграции из Центральной Азии и Кавказа. Один из наших президентов, выступая в Каире заявил: «Ислам является неотъемлемой частью российской истории и культуры… Наша страна — органическая часть ислама». Не будем спорить с историей. Это — дело историков. Обратимся лучше к статистике — на 2010 год назначена новая Всероссийская перепись населения. Так вот, естественная убыль населения Российской федерации, если верить Роскомстату, составила свыше 360 тысяч человек. До этого ежегодно смерть косила почти по миллиону. Как следствие факта убывания государственной нации растет агрессивность инородной среды, всякого рода беженцев, приезжих, иммигрантов. Опросы населения показывают — 62 % москвичей считают, что приезжие ведут себя неуважительно, нарушают сложившиеся традиции, нормы и обычаи. Пока мы учимся, работаем, путешествуем, черные тупо плодятся и это самое страшное. Что по этому поводу мы думаем?
Поднимается Данила. У него, оказывается, есть свои наблюдения! В одном блоке с ним живет семья узкоглазых, где есть уже четверо детей и баба, точнее свиноматка, брюхата пятым. Данила садится под одобрительный гул. Учитель коротко комментирует: Если таких, как она не остановить, то родят десятого.
— Мы, русские все еще составляем большинство населения России 85 процентов от общей его численности. Но какое это большинство? Это обреченный на нищету, вымирание и спаивание народ. Это — несколько миллионов беспризорных, это — демографическая катастрофа — убыль 30 млн человек за последние двадцать лет — русский крест, изгнание русских из власти — русский вопрос стал самым больным в России. Что делать?
— Мы должны совершить такие деяния, благодаря которым наши имена войдут в историю Руси. Чтобы и через сотни лет о нашем братстве говорили, как о единстве людей, спасших Россию, сохранивших родину для потомков Россия создана для белых. Вы меня понимаете? — в этот момент я готов умереть ради всего того, о чем говорит Учитель. Он читает все по моим глазам: