Я переодеваюсь в раздевалке и прохожу в тренажерный зал. Слава Богу, мне дозволено тренироваться вместе со всеми. Работать с тренером Никитой непросто: у него для каждого своя программа, требует дисциплины, не любит и не прощает сачков. Внешне он ничем не выделяется, скорее неприметен: невысокий, невзрачный. И откуда только сила берется — вот кто со штангой на «ты»! В «Красном кольце» он второй человек, после Учителя, конечно. Но, вот, кого мы больше боимся ослушаться — трудно сказать. Вот, например, в иное время таймер бегущей дорожки, с которой начинается разминка, я бы недолго думая, поставил на десять минут вместо двадцати, а скорость сделал бы поменьше. Свет от этого не перевернется. Но если Никита узнает (а он обязательно узнает), то мне скакать по дорожке целый час. Я уже имел возможность наблюдать, как один из новичков отжимался до одурения. Так что: надо, значит надо. С другой стороны, прав ведь Учитель, когда говорит, что если мы не научим тело работать на благо России, то и душонка в хиленьком теле родине не понадобится. Дорожка, кстати, как наблюдательный пункт, по ходу «скачек» видно как Никита обходит своих питомцев: кому штангу подправит, кому стойку покажет, все-то он замечает…
Перехожу к базовым упражнениям, для начала, лежа с груди отжал штангу. Правда она, без блинов, голый гриф, но и это нехило. Все-таки весу двадцать кило. Затем изоляционные упражнения.
Но все это ерунда по сравнению с боями. Владение искусством рукопашного боя — вот к чему стремится каждый из нас, будущих бойцов. Никита — мастер джиу-джитсу. Классный боец. Мы можем только мечтать быть похожим на него. Нам расти и расти: мне бы пока стать подобраться к тем, у кого на тренажерах высокие показатели. Я вроде аккуратно посещаю уроки физкультуры, а все равно ни отжиматься толком не умею, ни подтягиваться. Результативность у меня нулевая — так сказал Никита и добавил при этом, что до уровня его сопливой племянницы я, может быть, скоро дотяну, если буду очень стараться. Вот я стараюсь. Не из-за племянницы, конечно. У меня цель — стать лучшим в группе.
Распрямив плечи, я вытягиваюсь во весь рост перед огромным зеркалом, висящим на стене. Нет, я все-таки накачал мышцы, еще пару месяцев интенсивных тренировок, и я буду в отличной форме. Может, даже Никита пожелает встать со мной в пару. Есть у него такой прием — поощрять лучших. Я еще раз оглядел себя, остался вполне доволен увиденным, провел рукой по голове: волосы чуть отросли, значит надо сегодня же заглянуть в парикмахерскую. Ясно, что мамка опять возмутится, но ничего, переживет. Дались ей мои волосы, как посмотрит на мой ежик, так начинает носом хлюпать, да слезы утирать, аж, куда глаза бежать хочется.
Очень скоро часы на стенке зала показывают шесть, пора заканчивать. Никита не разрешает перенапрягаться. У нас в тренажерном все четко, как в аптеке, у тренера своя система для нас, с учетом особенностей каждого.
Говорят, он раз даже одного из бойцов до полусмерти избил, когда узнал, что тот какие-то таблетки принимает — стероиды. Химия, одним словом, очень быстро мускулы наращивают эти таблетки. «Прямая дорога в импотенты», — так сказал Никита. Так это или нет, а проверять на собственном опыте я не собираюсь. Мало того, что я девственник, еще и помру, нецелованным. Нет, нельзя сказать, чтобы я совсем новичок в этом деле. В деревне девчонки просто виснут на мне, я же для них городской, из Москвы. Увы, до настоящего секса у меня ни с одной из них не дошло. Так, пообжиматься, полизаться. И все. Приходиться устраивать себе выброс гормонов, чтобы не взорваться. Точь-в-точь, как учат по телику «Помоги себе сам», только там все больше про кризисные ситуации, а у меня каждая ночь — кризисная. Хорошо хоть теперь спортом занимаюсь, а то раньше гормоны просто рвались наружу. Все это проносится в голове, пока я расслабляюсь под душем. Однако, делу — время, а потехе — час. Лучше сосредоточиться на собрании.
Тут в раздевалку заглядывает Федька, с которым я не виделся дня два как:
— Привет, брат!
— Привет! Как дела? — Федька, прислонившись стенке, принимается ковыряться в своем мобильнике, которым недавно разжился. На мои расспросы, откуда, мол, такое богатство, он только отмахивается.
— Полный порядок! — хотя язычок молнии дошел только до середины своего нелегкого пути. Мало того, что куртка маловата, так еще и замок постоянно застревает. А короткие рукава давно взывают к обновке. Но маму этим не возьмешь, она года два назад угрохала на куртку всю свою зарплату и твердо намерена продержать меня в ней до выпускного вечера: «Небось, не рассыплется». На Федьке куртка подешевле, но зато новенькая.
Почесав затылок, решаю поделиться с ним мыслью, которая терзает меня уже давно.
— Федька, я тут такую штуку придумал… Только, ты никому, понял?
Федька, оторвавшись от мобильного, заинтересованно переключает внимание на меня.
— Помнишь, нашего соседа, очкарика, этажом выше живет? Полный лох, то ли физик, то ли математик. На америкосов работает. Так вот, у него черная кожаная куртка есть…
— И что? — Федька явно настораживается.
— Он эту куртку всего один раз надел, когда хотел перед своей девчонкой повыпендриваться. С тех пор, куртка та, валяется у него в шкафу. А что если ее забрать? Он даже не заметит, что она исчезла, все равно же не носит, — у меня в голосе звучат какие-то просительные нотки. Не объяснять же Федьке, что куртка очкарика такая же, как у Петьки из параллельного, а он гад, все время крутится рядом с Ирой.
— Учителю это не понравится, так и знай, — суровеет Федька. Нет, что ни говори, а что-то пионерское все-таки сидит в нем.
— Да ладно, не ной. Все будет О.К.! — Фыркнув, задергиваю замок на куртке и вынужден сплюнуть с досадой, язычок у меня в руках. Федька деловито сует мобильник в карман, давая понять, что разговор закончен, и нам пора двигаться на собрание.
И вот, наконец, стрелка часов останавливается на цифре семь, и мы все заходим в общую просторную комнату, которая открывается раз в неделю — под общее собрание клуба. Можно сказать, что это зал заседаний: блестящий паркет, кадка с настоящей пальмой, новенькие, расставленные полукругом стулья. Помню, когда первый раз я сунулся сюда, то просто растерялся, а сейчас мне она тем нравится, что здесь все мы бойцы, непроизвольно подтягиваемся, становимся строже в ожидании предстоящего общения с Учителем. Федька утверждает, что однажды в комнату эту препроводили важных гостей. Что это были за гости, он не знает, говорит, что приезжали на шикарных тачках. Но то, что это не простые люди — точно. Учитель как-то заметил, что от них очень многое зависит. Федька сам слышал. Когда они в клубе, Учитель от них ни на шаг не отходит. Водит их по комнатам, показывает спортивный зал, с ребятами знакомит, рассказывает, как живем, чем дышим. Те тоже вроде производят впечатление адекватных людей, по словам Федьки, только ведут себя как начальство. По мне так странно было б, если б у Учителя обнаружилось начальство.
Собрание как всегда открывает Учитель. Я весь обращаюсь в слух. Выступать он умеет. Речь у него командирская, мужественная. Не произносит — чеканит каждое слово. Мгновенно наступает тишина, мы слушаем его, как завороженные.
— Мы — стая, а волки должны держаться друг друга и идти только вперед. Мы должны действовать как единый организм. Назад дороги нет. Только вперед. Вернемся назад, и нас ждет смерть. — Тут по рядам пробежал тихий возмущенный гул. — Но мы смерти не боимся, ибо мы стоим за Россию, за русский дух. Россия — русская земля, колыбель великого православного народа. И мы ее никому не отдадим. Но вы должны знать, что происходит сегодня на земле российской и с народом русским. Земли наши захватываются, русских выдавливают, церкви закрываются. На Кавказе идет настоящая война с православием. В Дагестане недавно в суде, куда обратились за помощью прихожане так и сказали: «Одна же церковь у вас осталась. Что вам еще надо?» В 1991-м году в Чечне и Ингушетии было одиннадцать православных приходов. Сейчас — ни одного! Русских здесь убивают по религиозному признаку. Мученический подвиг солдата Евгения Родионова, которому отрубили голову за отказ снять нательный крест, стал известен всему миру. Сербская православная церковь канонизировала Евгения Родионова. А вот наша, Русская православная церковь в канонизации солдата-мученика отказывает. И вот только некоторые результаты нашего безволия: в Дагестана сейчас русские составляют лишь 2,5 % населения. А каких-нибудь 30 лет назад их было 25 %. В 1991 году в Грозном проживало около 240 тысяч русских. Сегодня на праздник Пасхи — святой для каждого православного человека — в храм приходит порядка 300–400 человек. Это лишь несколько фактов того, что творят на Кавказе против русского населения. И все это творится в России, а нигде-то за границей. Вдумайтесь в мои слова. Подумайте, что ждет нас завтра. Вы скоро захотите предъявить свои права на свою страну — подумайте о тех, кто встанет у вас на пути.