– Давай, ты, белое отребье.
Рэй обернулся и отклонился вправо, булыжник просвистел мимо и шмякнулся на П, который пытался подняться на ноги.
Рэй всадил «доктора Мартинса» между ног расиста. ГЗ упал на колени и распластался с помощью знаменитой рифленой подошвы. Он ЖЕСТКО вмял в него ботинок, прежде чем развернуться к Г1, который уже стоял на ногах, раскачиваясь и стараясь удержать равновесие. Скинхед сделал наезд.
– Продаешь наркотики, черт, моей дочери, да? Ты, ты, чертова гниль, убью ко всем чертям.
П устоял, и Рэй быстро направился к нему, преследуя парня. Тот был моложе, но его все еще качало, он запаниковал, наскочил на стену, забежал за мусорные баки рядом с автомойкой, протиснулся внутрь. Рэй не был садистом и делал только то, что должно, но тут он дал себе время для передышки.
– Ей одиннадцать лет. Она ребенок, а ты продал ей наркотики? Ты хотел, чтобы это дерьмо оказалось в мозгу моей девочки? Чтобы она превратилась в чертову блядь? Это моя дочь, ты, мразь.
Г1 был в замешательстве. Он был большим парнем, но не ровней скинхеду. Рэй действовал быстро и за минуту приволок побитого нарко-бормоталу обратно к его машине, чтобы он мог оказаться рядом со своими друзьями. По дороге Рэй выпрямил парня и вытер его лицо об одну из вращающихся щеток автомойки. Все проблемы в Англии были от того, что люди ко многому относятся попустительски, позволяя подонкам уходить с места преступления.
Он швырнул Али наземь и зашагал обратно к своей машине, видя людей, наблюдавших за дракой, привлеченных криками, потянулся за своим кием и сунул его под куртку. Он был достаточно далеко от магазина, чтобы свободно завершить свою работу, вернулся к синему «Рено» и разбил вдребезки стекла, прежде чем измолотить кузов. Кий хрустнул, он ругнулся и отбросил его подальше. Звучал какой-то вялый рэп со стоном о суках и шлюхах, что приходится добывать все больше денег, а жить с толпой бандитского вида типов в дырявых майках. Рэй выдрал проигрыватель и грохнул его о бетон, подобрал нож Г2 и провел им по ободку каждой покрышки, отступил назад и полюбовался своей работой. Он швырнул оружие в ближайшие кусты живой изгороди, увидел, что Г2 задвигался и пытается встать, подошел к мерзкому обтертышу и перевернул его на спину.
Парень уставился в небо, солнечный свет загородила викингская фигура, но вместо длинных белых локонов голова воина была выбрита едва не до кости, его нордический взгляд – бесстрастный, холодный, твердый и неумолимый. Г2 видел по телеку передачу, в которой сторонники господства белой расы в Америке поклонялись языческим богам наподобие Одина и Тора, и он заметил, что кулаки этого человека были как молоты, такие кулаки он видел в комиксах, они были почти как на постерах с Судьей Дредом в том магазине на хай-стрит. Голова Али загудела от боли, а электронный ритм под ребрами участился, когда воин приблизился к нему и сказал что-то об экстази и Европе, о Британской нации, которая никогда не сдается. Г2 не понимал. Он был напуган, а скинхед спрашивал, знает ли он, как действует экстази, что-то о соме и хиппи, и он сказал «да» и «простите», но он не думал о вреде, который наносил. Улыбка на лице мужчины выражала чистое зло, и Али понял, что он был в полной власти психа из той программы «Скинхеды и свастики». Он приготовился умереть, обмочил свои брюки и потерял сознание.
Уезжая со стоянки, Рэй был доволен. Старый Билл скоро выйдет на сцену, а какой-нибудь проныра наверняка записал его номер, а может быть, и заснял на камеру. Он надеялся на это, потому что тогда все бы увидели, как был отброшен нож, и в любом случае, полиция наверняка найдет наркотики. Он мог уже и убраться. Ему всегда везло, когда дело касалось закона, его несколько раз ударяли дубинкой, но лишь один раз призвали к ответственности за хулиганское поведение на футболе, в восьмидесятых. Это в самом деле было невероятно, но они, казалось, никогда не испытывали особенного желания схватить его.
Через пять минут его остановили. Полицейские лишь делали свою работу, быстро высыпали из машин, замявшись, когда он встал перед ними посреди улицы, остереглись подходить слишком близко, баллончики с перцовой жидкостью и дубинки были наготове. Молодые полицейские особенно нервничали, и это его удивило. Старший офицер выступил вперед, и Рэй подошел к нему спокойно, дал надеть на себя наручники и подвести к задней части машины. Он сделал хорошее дело ради своей дочери, и его не заботило, что теперь могут сказать о нем или сделать с ним.
В отделении его посадили в камеру, предъявили обвинение по трем пунктам, каждый из них считался расистским.
– Что означает «расистский»? – спросил он.
– Они сказали, что ты называл их паками и черными ублюдками.
Сержант сверился со своими записями, а двое других полицейских ухмыльнулись.
– И что же, вы поверили им? Сержант улыбнулся.
– Так они говорят. Между нами, я думаю, ты хорошо поработал. Они известные наркобарыги, подонки, но мы должны предъявить тебе обвинение, а что касается расового момента, то он политический. Если они подадут на тебя обвинительное заявление, нам придется серьезно этим заняться. Сейчас на этот счет существует специалный закон, ты понимаешь.
Рэй кивнул, вспоминая сингл 4-Skins «Опе Law For Them» после Саусхолла. Ничего не изменилось. Мир сошел с ума. Он подумал кое о чем.
– Это европейский закон?
– Я так не считаю. Они сами до этого додумались.
– На деле я ничего такого не говорил. Я подпишусь под нападением, но я не называл их паками или черными ублюдками. Это правда.
– Бьюсь об заклад, ты хотя бы думал это, – сказал один из полицейских.
Рэй не мог вспомнить, думал он это или нет, но он точно этого не говорил, но даже если он это и сказал, какая разница? Во время драки чего только не скажешь и не услышишь. Это жизнь. Думал ли он это? Нет. Он так не думал. Он понимал, что они говорят о преступлении, совершенном в воображении, как и предсказывал Ору-элл. Это был еще один шаг к Дивному Новому Миру, сома-экстази и электронному ритму капиталистических транс-машин.
– Устрой себе хорошую передышку, вот мой совет, – сказал сержант. – Почему ты это сделал? Ты же не был им должен. Это было нападение во имя порядка?
– У меня были свои причины, – ответил Рэй. Это было все, что он собирался сказать.
Один из полицейских сказал ему, что в том углу стоянки не было камеры слежения, так что это работало против предъявленных ему обвинений. Он решил, что продавать наркотики вдали от камер, действительно, имело смысл.
Когда Рэй освободился, он вернулся в квартиру, принял горячую ванну, сменил одежду и порадовался, что Красавчика не было рядом. Он заехал к дяде по пути к своему дому, но Терри не оказалось на месте. Эйприл кинулась к нему с объятиями, когда он приехал, он подхватил ее и поцеловал в лоб, Челси робела, пританцовывая рядом, а он улыбнулся и скорчил рожу. Кажется, это ее утешило. Девочки перебрались в гостиную, а он поговорил с Лиз на кухне, сказал ей, что все уладил, не вдаваясь в детали, она казалась усталой, несколько секунд тишины повисли между ними, ее правая рука поднялась к его лицу, замерла и опустилась снова. Она повернулась к раковине, сказала, что сделала для него пиццу и картошку, что он может пойти и посидеть в гостиной с девочками.
Мультяшные животные преследовали друг друга на телеэкране, не чувствуя боли от ударов молотком и досками, раздуваясь, плющась под колесами бульдозеров и хохоча. Когда Эйприл вышла на кухню попить, Челси прошептала, что ей жаль, что все так вышло с экстази, и в любом случае, она бы наверняка даже не собралась их попробовать. Рэй понимал, что дети могут делать ошибки, но взрослые должны разбираться во всем лучше. Она быстро росла, и он сжал ее плечи, напомнив, что она должна держаться подальше от наркотиков, что они могут разрушить ее мозг и превратить ее в существо, которое не отвечает за себя. И она не должна забывать о том, что может быть у них внутри. – Нет, про какашки я не забуду. Рэй облизнулся, а Челси скорчила рожу, кивнула, когда он предложил ей кусок своей пиццы. Эйприл вернулась и уселась рядом с ним, с другой стороны, положила свою белокурую голову ему на плечо, пока он жевал картошку.
Нескончаемый бунт в ‘84
РЭЙ РАБОТАЕТ В НОЧНУЮ ЛЕТОМ 1984-го, теплые ночные смены на кладбище, что переходят в туманные рассветы, температура поднимается, когда он отстучит своё и уже рулит домой, легкий ветер по руке, где Гранада взбалтывает воздух, развалившись в дверном проёме, как Тед из Зодиака, и он устал, но в хорошем смысле, что-то вроде умудрённого опытом, что необычно для него, и в течении ночи он торчит в помещении на краю аэропорта, позади проволочных заборов и металлического барьера, перед офисами мелких контор, окна которых белы и блестящи при полной луне, дороги смягчаются жёлтыми уличными фонарями, эти рентгеновские лучи вылавливают из темноты беспризорных кошек и здоровенную лису, мягкий гул или генераторы