– Джей, что со мной происходит? – спросила она.
Но Джея не было рядом, чтобы ответить на ее вопросы, чтобы поддержать ее. Они были так счастливы на Прадоре… Почему он решил оставить ее? Да, иногда она поступала нелогично, но этого следовало ожидать – невозможно прожить вместе столько лет и не встретиться с подобными трудностями.
Джей пришел в ярость, услышав ее мнение о том, что их могут амнистировать и позволят вернуться на Землю. Конечно, при дальнейшем размышлении она поняла, что идея была нелепой, но и его реакция была чрезмерной. Как насмешливо он смотрел на нее:
– Твой извращенный ум родил очередную гениальную мысль, дорогая. Я могу сравнить ее с идеей открыть галерею на Цирцее. Неужели ты хоть на одну секунду усомнилась в том, что ЦСБЗ прекратила нас искать? Неужели тебе хоть на одну секунду показалось, что мы можем свободно перемещаться в контролируемом Правительством пространстве, не опасаясь быть пойманными, а затем – казненными?
– Но, Джей, любимый…
– Я привык получать удовольствие от твоих маленьких прихотей и капризов. Кажется, я перестал получать от них удовольствие, когда ты перестала быть сама собой. Почему ты так поступила? Почему, черт возьми, ты так поступила? Где твое тело, которое так нравилось мне?
– Джей, любимый…
– Не прикасайся ко мне. Ты мне отвратительна. Фриск сдержанно рассмеялась и попыталась выдавить слезы из глаз, в глубине души понимая, что сходит с ума. Слишком долго она жила в не принадлежащем ей теле, среди врагов, видела множество ужасных событий и часто сама становилась их причиной…
Просто ее жизнь оказалась чересчур длинной.
Джанер перешагнул через выбитую дверь и вошел в каюту. Наклонившись, он поднял кресло, к которому был привязан Кич, потом перенес его к стоявшему в нише письменному столу. Он сел и принялся рассматривать два запечатанных флакона, установленных в закрепленной на столе стойке. В каждом флаконе было несколько красных ромбовидных кристаллов под слоем прозрачной жидкости. Он вытащил пробку из одного флакона и поморщился от резкого запаха: прогорклый кофе с примесью чего-то гниющего.
– Всего один кристалл? – спросил он.
– Да, – ответил разум, и Джанеру показалось, что он уловил нотки жадности в его голосе.
– Полагаю, ты раздобудешь его каким-нибудь другим способом, если я откажусь выполнить твою просьбу?
– Конечно.
– Я отказываюсь выполнить твою просьбу, – сказал Джанер, закрывая флакон пробкой и постукивая по ней указательным пальцем.
– Почему?
– Потому что я понял, что ты задумал. «Достань мне образец этого странного вещества, хранящегося в каюте Амбела». Ты считаешь меня полным глупцом?
– Нет.
Джанер откинулся на спинку кресла.
– Почему ты решил так поступить?
– Мы пробовали использовать кураре, но попытка оказалась неудачной, и все подвергнутые испытанию шершни были уничтожены. Тем не менее способ был признан правильным.
– Это может повториться, – заметил Джанер.
– Только не здесь, – возразил разум. – Общественный строй примитивен. Должно получиться.
– Только не с моей помощью.
Джанер встал, снял с уха украшенный драгоценными камнями модуль связи с разумом и убрал его в карман. Потом он еще раз бросил взгляд на два флакона с жидкостью, в которой росли кристаллы спрайна, покачал головой и вышел из каюты. Он спешил на носовую надстройку, чтобы услышать рассказ Амбела.
– Капитан Спрейдж. – Амбел посмотрел на Рона, и тот кивнул.
На главной палубе собрались Кич, Эрлин, Форлам, Планд, Пек и Энн, чуть дальше стояли остальные члены команды. Даже парус вытянул шею, чтобы не пропустить ни единого слова.
– Именно он назвал меня Амбелом, и я всегда считал, что он знает.
– Мы можем спросить у него.
– Да, только прямо сейчас. Я всегда боялся спросить его об этом.
– В этом есть смысл? – резко выкрикнул Кич. Он не спускал с рассказчика глаз, его правая рука лежала на рукоятке импульсного пистолета, а пальцы левой перебирали три стальные сферы.
Амбел пристально посмотрел на него.
– Госк Балем был рабом, потом стал рабовладельцем – иначе невозможно было выжить. Рабов постоянно лишали рассудка, и их мозги и спинные хребты сжигали в печи. В лице Госка Балема Хуп нашел нужного ему человека для управления печью.
– Ты должен был обо всем знать, – с горечью в голосе произнес Кич.
– Но я не знал.
– Объясни.
– Ты прибыл сюда с отрядом ЦСБЗ, который освободил еще не лишенных разума рабов. Ты был недостаточно подготовлен, и Хупу, Фриску, Римску, близнецам Талска и Гренанту удалось покинуть планету. Пришлось Госку Балему отвечать за совершенные ими преступления. Оставшиеся в живых рабы охотились за ним в течение сотни лет, и в итоге он был пойман Спрейджем и Фрэнсисом Койаном, который впоследствии организовал известное тебе «Общество друзей Койана».
– Я был лично знаком с Койаном, – заметил Кич. – Ему удалось поймать и сварить заживо близнецов Талска.
– Слышал об этом, – кивнул Рон. – Что произошло с ним самим?
– Наемники-батианцы убили его при помощи термитной бомбы, – ответил Кич. – Но только потому, что он им позволил. Он устал постоянно находиться в бегах, постоянно убивать. Он сказал мне об этом за несколько дней до смерти, после того как перевел все имевшиеся у него деньги на мои счета.
Амбел кивнул.
– Когда Госк Балем был пойман, был созван первый совет капитанов – бывших рабов и единогласно принято решение привести в исполнение вынесенный ЦСБЗ Балему смертный приговор. Спрайна тогда не существовало, и по настоянию Койана капитаны отказались использовать огонь. Они решили бросить Балема на съедение пиявкам. На следующий день, на рассвете, они подвели его к борту судна Спрейджа и бросили в море. Он кричал в течение четырех часов, прежде чем скрыться из виду. Совет был распущен, и капитаны занялись своими делами, полагая, что Балем мертв.
– Очевидно, это не соответствовало действительности, – заметила Эрлин.
Джанер посмотрел на нее, пытаясь понять, что она думает теперь о своем капитане.
– Не соответствовало, – подтвердил Амбел, не поворачиваясь к ней. – В то время выносливость старых хуперов была плохо изучена. Пиявки поедали кожу Балема и его мышцы до тех пор, пока не превратили его в выпотрошенную рыбу. Он стал похож на турбула или бокси, но, в отличие от них, страдал от боли. Боль была настолько нестерпимой, что свела его с ума. Не сомневаюсь, он хотел смерти, но его тело, пронизанное вирусными волокнами, отказывалось умирать. Он питался бокси, турбулами, всеми существами, которых мог поймать. Мышцы, кожа и нервы восстанавливались, но только для того, чтобы быть сожранными снова и снова. Это продолжалось в течение пяти лет. За это время он умер единственным доступным ему способом – умер его разум. Рассказчик обвел всех безумным взглядом. – Я помню, как капитан Спрейдж остановился надо мной и спросил: «Господи, неужели он жив?» Меня загарпунили и вытащили из воды. Кожи на теле почти не было, не было и мышц. В некоторых местах были видны кости. Потом мне сказали, что у меня была пасть пиявки и что я выхватил кусок мяса из предплечья Спрейджа. Меня привязали к мачте и стали кормить мясом червя-носорога и выращенным в Куполе зерном. Пасть пиявки постепенно превратилась в обычный рот. Всего за десять минут легкие научились получать кислород из воздуха, а не из морской воды, но только через пару дней я снова научился кричать. Я кричал, но для этого требовалось слишком много энергии, и примерно через час у меня не осталось сил и я замолчал. Только через две недели восстановились мышцы и кожа. Спрейдж спросил, кто я такой, но у меня не было ответа, я даже не мог разговаривать, потому что не знал ни одного языка. Я был подобен ребенку, которого еще следовало научить не гадить на палубу. Спрейдж научил меня говорить, читать, считать. Я провел на судне двадцать лет, прежде чем начал догадываться, кем являлся на самом деле.