— Баринов слушает, — раздалось в трубке.
Крюков изобразил лицом и телом майора Поповича и гаркнул в трубку:
— Гаварыт дяжурный по Управлению спяцслужбы майор Ёпэрэсэтович!
— Ну, что еще? — голос Баринова выражал недовольство и скуку.
Крюков выдержал паузу по Станиславскому. Получилось вполне по-мхатовски.
— У меня для вас трагическое сообщение. Кряпитись. Мужайтись. Вам известен красный «феррари» с номером… — сыщик назвал цифры номерного знака машины Барчонка. — Значить, тут такое дело. Произошла авария. Машина, значить, разбита напрочь, как из-под локомотива вынули.
— Это машина моего сына! Что с ним?! Он не пострадал?! Отвечай, мать твою! — Барин заорал в трубку так, что едва не оглушил сыщика.
Теперь следовало бы успокоить вельможу и сообщить ему, что свершилось чудо, и его драгоценный ублюдок жив-здоров и отделался двумя царапинами. Но у Крюкова язык не поворачивался сказать правду, а врать тоже не хотелось.
— Мы его потеряли… Мужайтесь… Крепитесь… — повторил он уже без всякого лукашенковского акцента.
— Он… Он погиб? — едва смог вымолвить Барин.
— Да, — снова не покривил душой опер. — Восстановлению в человеческом виде не подлежит. Погиб для общества окончательно и бесповоротно, — он хотел положить трубку, но проклятая привычка говорить правду снова взяла верх, и сыщик добавил: — Он погиб, но, разумеется, в переносном смысле…
Поздно — Баринов его не дослушал. Вернее, прежде чем Крюков успел закончить разговор, в трубке раздался сильнейший грохот, будто где-то там, на другом конце провода, упал большой шкаф. Потом абонент отключился. Короткие гудки возвестили, что связь прервалась.
Сыщик перезвонил. На этот раз ждать пришлось довольно долго. Наконец трубку взяла женщина, вероятно секретарь.
— Господина Баринова будьте добры, — вежливо попросил Крюков.
После паузы женщина взволнованно сообщила:
— Борис Николаевич не сможет подойти. У него, кажется, инсульт.
Нет, Крюков не был по природе злым человеком. Он не пустился в пляс, не разразился торжествующим мефистофельским смехом. Он просто решил для себя, что теперь дело действительно закрыто. И положил трубку…
Коридоры управления были непривычно пусты. И это в начале рабочего дня? Крюков даже подумал, что в горячке последних событий все перепутал и явился на работу в выходные. Или неугомонные думские заседатели придумали какой-нибудь новый праздник, а он про него не слыхал? Например, День Выхухолеведа. А может, все сотрудники управления похищены пришельцами с Альдебарана, а то и откуда подальше?
Этот вариант пришлось отбросить, когда Крюков приблизился к открытым дверям дежурки. Оттуда доносился мерный хруст, как будто кто-то шагал по рассыпанной по полу скорлупе. Люди! Есть кто живой? Ау!
Он заглянул в дверь и ему стал понятен механизм возникновения хруста. Источником его был майор Алеша Попович, профессиональный борец с чипсами. Развалившись в кресле за пультом дежурного, он горстями забрасывал в рот сухие пластинки картофеля, а его плохо закрывающийся рот служил мощным резонатором.
— О, Крюк, здарова! — обрадовано крикнул Попович со своим неистребимым белорусским акцентом. — Ты где был? Я уж думал, что тябя убили.
— Нет, мяня на курсы бяларусского языка командировали, — в тон ему ответил опер.
— Брешешь! А ну скажи што-нябудь! — потребовал майор.
Крюков залез двумя пальцами в его пакет с чипсами, достал оттуда пару коричневых картофельных лепестков и поморщился.
— Вот, к примеру, хочешь, скажу по-белорусски — «плохая картошка»?
— Валяй.
Крюков сделал серьезное лицо и сказал голосом Левитана:
— Бульба нынча ни в пязду!
— Ну, Крюк, ты даешь! — Майор Попович чуть не подавился чипсами от смеха.
И закашлялся: видно, непрошенная чипсина попала не в то горло.
Когда он немного пришел в себя, сыщик поинтересовался:
— А где народ?
— Все на собрании. Торжественное заседание по случаю завершения месячных по борьбе с фашизмом.
Сам заместитель министра приехал поздравлять! — Он переключил рычажок громкоговорящей связи на пульте дежурного, и помещение заполнил густой бас Альпенгольда.
«Не генерал, а Шаляпин. Ему бы в опере петь, а он тут с нами время теряет, — с некоторой долей самоуничижения подумал Крюков. — А чем я лучше? Нет, решено. Нутрии и еще раз нутрии! Будущее — за кооперативами. В будущем вообще никаких милиционеров не будет, все ментуры позакрывают за ненадобностью, так учил великий Ленин».