— Что это такое?
— Что?
— Вы не слышали? Мне показалось… какая-то музыка.
— Я ничего не слышал, — отвечает Томмз. Ноздри его раздуваются — он уловил запах алкоголя, исходящий от учителя истории. — Пойдемте, Говард, нам нужно всех уводить отсюда.
— Я точно слышал звуки музыки, — рассеянно повторяет Говард.
— Да откуда там быть музыке? — спрашивает Томмз. — Пойдемте, нам здесь больше нечего делать.
Пускай он не знаток истории, как Фаллон, пускай он не ведет в учительской умных разговоров с Джимом Слэттери о Первой мировой войне, зато прекрасно разбирается в пожарах — знает, как они происходят, какой силы достигает пламя, когда можно проявлять героизм, а когда — нет.
— Абсолютно нечего, — убежденно повторяет он.
Но Говард уже исчезает в горящей школе, и Томмз не успевает его удержать.
Горят столы. Горят стулья. Горят классные доски. Горят кресты. Карты мира, плотничьи угольники, фотографии с регбистами. Горит все, что ты ненавидишь. Так почему же ты плачешь?
Когда-то Карл подошел к окну подсобного помещения. Он пришел туда, чтобы убить Демона. В школе было темно, но через несколько минут по коридору прошел священник. Карл проследовал за ним до его кабинета. Когда священник зашел внутрь и закрыл за собой дверь, Карл облил бензином дверь, а потом и весь коридор. А потом поджег его.
Он ждал среди огня, просто чтобы убедиться. Священник открыл дверь и стал вглядываться в огонь. Потом он увидел Карла — и кивнул, словно сам ждал его. Он вышел из своего кабинета, и Карл попятился, но священник пошел в другую сторону, прошел несколько шагов и разбил стекло пожарной тревоги. Потом вернулся к себе и снова сел на стул. Затрезвонила сигнализация, отовсюду побежали мальчишки, учителя, старосты. Карл спрятался.
Все это было сто лет назад, они уже все разошлись. С тех пор Карл так и блуждает в дыму. Дым разъедает глаза, он черен, как ночь, и с каждым шагом только глубже затягивает его в себя. Карл думал, что, когда он убьет Демона, что-то случится! Появится Лори — Мертвый Мальчик приведет его к ней! Но ничего нет — только дым. Он куда-то бредет, и огонь напоминает ему о том вечере, когда он впервые увидел ее: он был тогда драконом, изрыгавшим пламя изо рта, он поджигал маленькие девчачьи ступни Моргана Беллами…
Карл останавливается.
Потому что до него вдруг кое-что доходит.
Пламя изо рта.
Это он меня убил.
Демон не священник.
Демон — он сам.
Он смотрит на свои руки. Он видит огромные чешуйчатые когти. Он дотрагивается до своего лица — оно твердое, как камень.
Он — Демон. Он — тот, кто должен умереть, чтобы игра закончилась.
Теперь он понимает, почему плачет.
Повсюду черный дым, он как будто вымарывает мир. Отсюда нет выхода. Он здесь один, в этом черном огне. Ему так грустно! Но дым такой мягкий, он окутывает Карла, как одеяло. И он ложится на пол.
Где-то далеко — в его руке — звонит телефон. Это Мир хочет сообщить ему, что пришло время умереть. Ну и хорошо, он вспоминает и другое. Он вспоминает тот первый вечер, когда к нему подошла Лори и увлекла его за собой, как блестящая белая волна. Даже после всего, что было, у него все равно есть тот вечер, и пусть дым громоздится над ним, превращаясь в медленно раскрывающуюся Дверь, — он все равно крепко зажимает его в своей демонской руке.
И когда ему слышится песня — такая далекая, где-то у него между пальцами! — он представляет себе, что даже после всего, что было, это ее голос, что эта песня зовет его, зовет и зовет его туда, где она ждет его, зовет его в сон.
Но никто не отвечает. Она жмет на “отбой”, подходит к окну.
У неба какой-то странный красноватый отсвет, и за домами и деревьями носятся сирены — хотя Лори не видит, где именно они и откуда несутся. На комоде выложены таблетки; она садится на подоконник и ждет.
Час назад к ней заходил Рупрехт. Он приходил уже два вечера подряд — будь это кто-то другой, а не Рупрехт, она бы решила, что он увлекся ею. У него есть ключ, который подходит ко всем замкам, им он отпирает калитку в заднем дворике с садом, появляется под ее окном и бросает камешки в стекло, совсем как в “Ромео+Джульетта” (только с Джаббой-Хаттом[41] в роли Ромео и Скелетором[42] в роли Джульетты). В оба вечера дежурила сестра Дингл, так что Лори могла выйти на улицу.
— Я выйду подышать свежим воздухом?