Кажется, Бортон, не сводивший с танцующей рабыни своих блестевших в темноте глаз, даже застонал от охватившего его желания, при этом он вряд ли смог бы сейчас пошевелиться.
Но как неволя преобразила саму Темиону! Я задавался вопросом, в чем состояла тайная магия клейма и ошейника, что с их помощью могли произойти такие чудеса? Вероятно, можно предположить, что причина обусловлена, прежде всего, в природе самой женщины, в ее самых глубинных потребностях, в законах природы, в основополагающих вопросах доминирования и подчинения. В неволе женщина находится на своем месте, предназначенном ей природой, и она не будет действительно счастлива до тех пор, пока не окажется в ней. Исходя из этого, следует признать, что, в некотором смысле, клеймо и ошейник, являются не только и не столько прекрасными украшениями, сколько волнующими и глубоко значимыми символами, которые будучи закреплены на женщине, становятся необыкновенно важными, как с точки зрения права собственности, так и могут быть рассмотрены как знаки устанавливающие неволю, являющиеся признанием этого факта, демонстрирующие окружающим этот свершившийся факт, как признаки направленные наружу, открывающие для всех эту изумительную истину прежде скрытую внутри. Настоящая рабыня и так прекрасно знает, что ее неволя, ее естественное рабство, является вопросом ее самой, ее внутреннего состояния, а не вопросом наличия или отсутствия клейма и ошейника, имеющим отношение скорее к юридической стороне дела. Конечно, женщина может любить свои клеймо и ошейник, радоваться им, и даже умолять мужчин о них, но я не думаю, что дело только в том, что эти символы делают ее настолько возбуждающей, желанной и красивой. Полагаю, хотя бы, потому что об этом публично заявляют сами рабыни, что здесь имеет место то, что посредством этих символов, открыто отмечающих их, оголяется их самая глубинная правда, освобождая их от необходимости скрываться и обманывать. Вместо этого они, прорываясь сквозь смущение, отметая все сомнения, прекращая колебания, становятся, наконец, к своей радости, цельными натурами. Прирожденная рабыня всегда живет внутри женщины, и женщина знает, что это так. Она просто не будет счастлива, пока не покончит с этими внутренними разногласиями, пока не отбросит раздирающие ее сердце противоречия, пока не достигнет эмоциональной, моральной, физиологической и психологической завершенности, пока она не сдастся той правде, что прячется внутри нее.
— Я могу говорить, Господин? — спросила Темиона, обращаясь к Боротну, не переставая извиваться перед ним.
Надо признать, это был смелый поступок с ее стороны.
— Да, — разрешил мужчина, севшим от волнения голосом.
— Господину понравилась рабыня? — осведомилась она.
— Да! — прохрипел Бортон.
— Возможно, он даже находит меня возбуждающей? — игриво сверкнув глазами, поинтересовалась женщина.
— Да! — воскликнул он, почти со страданием в голосе. — Несомненно, да!
— И я вовсе не кажусь ему излишне толстой, не так ли? — не унималась Темиона.
— Нет! — он сказал. — Конечно, нет!
Наверное, стоит напомнить, что поскольку рабыня — это домашнее животное, то ее питанию уделяется особое внимание. Большинство рабовладельцев держит диету своей собственности под строгим контролем, то же касается и ее отдыха, физических упражнений, дрессировки, и других аспектов жизни. Некоторые работорговцы, работающие на определенных рынках, например, таких как рынок Тахари, сознательно откармливают рабынь перед торгами, иногда запирая женщин в тесные клетки, лишая возможности двигаться, и даже насильно кормят их высококалорийной пищей. Однако большинство рабовладельцев предпочитает держать своих невольниц в размерах и весе оптимальных для их здоровья и красоты, со своей точки зрения, конечно.
— Но может быть, Господин считает меня глупой? — предположила женщина.
— Нет, — мотнул головой бородатый здоровяк. — Не считаю!
Такие особенности, как интеллект и воображение ценятся в рабынях не меньше их внешности. Ведь это очевидная гарантия того, что женщина со временем может стать превосходной рабыней. Следует заметить, что властвовать над такими женщинами, причем полностью, для понимающего мужчины особенно приятно.
— Возможно, Господин думает обо мне, как о тарскоматке? — продолжила расспрашивать Темиона.
— Да нет же! — заверил ее Бортон.
— Берегись, — предостерег рабыню Филеб, недвусмысленно продемонстрировав плеть, зажатую в руке.