— Пусть она говорит, — велел бородач, напряженным голосом.
Честно говоря, я не думал, что сейчас у кого-то повернулся бы язык сравнить эту рабыню, так завораживающе извивавшуюся перед посетителями, с тарскоматкой. Скорее уж, учитывая то, что она сейчас вытворяла, у нее были все шансы заслужить сравнение с самкой слина. Впрочем, подобные причуды запросто выбиваются из любой женщины с помощью простой плети.
— Увы, — словно обиженно пожаловалась, — некоторые полагают, что я не гожусь даже на корм слину!
— Да что Ты несешь! Конечно, нет! — закричал Бортон. — Не говори чушь! Ты необыкновенно изящна!
— Однако именно так про меня говорят, — простонала рабыня.
— Держу пари, что это сказал какой-то негодяй! — сердитым голосом заявил наемник.
— Ну, если Господин так считает, — задумчиво пробормотала Темиона.
— Эх, попадись он мне сейчас, — пылко заявил Бортон, — уж я бы поговорил с ним, уж я бы этого невежу отделал, он бы у меня сам признался в полном отсутствии у него вкуса!
Вообще-то, стоит напомнить, что упомянутые обвинения, выдвинутые здоровяком против Темионы, касались свободной женщины, которой она была на тот момент, а не против нынешней Темионы — рабыни. Лично для меня огромное различие между этими двумя женщинами было очевидным, хотя сама Темиона пока еще этой разницы не осознала.
— Увы, некоторые сочли меня необыкновенной уродиной! — продолжила жаловаться женщина.
— Абсурд! — закричал бородач. — Ты просто красавица!
— Господин слишком добр к рабыне, — заметила Темиона.
— Ты — самая красивая рабыня из всех, кого я когда-либо видел! — воскликнул Бортон, и я обратил внимание на довольное выражение, мелькнувшее на лице Филеба, который, похоже не был готов расстаться с Темионой задешево, если вообще собирался от нее избавиться.
— Уверена, Господин говорит это всем встреченным рабынями, — улыбнулась Темиона.
— Нет-нет! — поспешил заверить ее распалившийся наемник.
— Конечно же, Вы делаете это, — обиженно надув губки, заметила женщина, — чтобы бедные рабыни открылись и потекли при первом же вашем прикосновении.
— Нет! — уже раздраженно крикнул он.
Похоже, Темиона, в основном из-за недолгого срока в рабстве, пока еще не до конца понимала того, что психологическая и физиологическая реакции, ожидаются и, более того, требуются от всех рабынь, при прикосновении любого мужчины, независимо от состояния женщины.
— Могу ли я надеяться, что Господин не хочет выгнать меня отсюда? -
осведомилась рабыня.
— Не понял, — растерянно отозвался мужчина.
— Неужели Вы не собираетесь приказать мне убраться в ваших глаз, — спросила Темиона, — или потребовать, чтобы меня выбросили меня отсюда?
— Конечно же, нет! — заверил ее Бортон.
— Получается, что Господин проявляет ко мне некоторый интерес? — уточнила невольница, не прекращая двигаться под музыку.
— Да! — взвыл Бортон, словно от боли.
Я видел, что он уже был готов вскочить на ноги и сгрести ее в свои объятия. Честно говоря, я сомневался, что у него хватит выдержки на то, чтобы довести Темиону до одной из маленьких палаток-альковов, установленных внутри загородки. На мой взгляд, у Темионы в данный момент был куда больший шанс оказаться брошенной спиной на голую землю перед костром и быть взятой прямо на глазах тех, кто только что любовался ее танцем. Только после того как мужчина, воспользовавшись ей, задыхающейся в своем ошейнике, смог бы чуть пригасить пылавший в нем огонь страсти, только тогда бы он потащил ее к алькову и принудил бы обслуживать его снова и снова, до самого рассвета. И только ближе к утру у Темионы могла бы появиться возможность ненадолго расслабиться и лечь, прижавшись к его бедру, чтобы после очень короткого перерыва служить мужчине снова, успокаивая пламя столь могучей жажды, которую она, рабыня, пробудила в мужчине, и которую она, как рабыня, сама же и должна была удовлетворить.
— Рабыня рада, что Господин ей доволен, — сказала Темиона.
Наконец, музыка смолкла, и женщина, инстинктивно приняв верное единственно верное решение, упала на спину, прямо на землю перед Бортоном, призывно глядя на него. Ее грудь ходила ходуном, она тяжело дышала, то ли от усталости, то ли от охватившего ее возбуждения, а скорее всего и от того, и от другого.
Здоровяк отшвырнул в сторону свой уже ненужный кубок и вскочил на ноги. Многие мужчины последовали его примеру, поднимаясь и выкрикивая от удовольствия, ударяя себя по левому плечу.
— Она должна быть моей! — закричал Бортон.