Выбрать главу

— Эй, приятель, — окликнул я встреченного наемника, — подскажи-ка мне, где находится палатка Бортона, курьера Артемидория?

Надо сказать, что я уже находился не просто в районе центра лагеря, а почти вплотную подошел к штабной палатке самого Артемидория, находившейся на небольшом возвышении. О том, что это именно штаб отряда говорил штандарт, хорошо заметный даже издали. Предположительно, где-то здесь следовало искать и палатку Бортона.

— А какое у тебя к нему дело? — подозрительно осведомился наемник.

— Ничего такого, что касалось бы тебя, — довольно грубо ответил я.

Рука мужчины метнулась вниз, его пальцы сомкнулись на эфесе меча, и там замерли. Он ошарашено уставился на мой клинок уже покинувший ножны.

— Как Ты успел? — пораженно спросил он.

— Посмотри-ка сюда, — предложил я, спокойно вложив меч обратно в ножны, и достав из моего кошеля пригоршню рабских бус, — разве они не прекрасна?

Мужчина при лунном свете присмотрелся к лежащим на моей ладони крупным около полухорта в диаметре, ярко раскрашенным, деревянным шарикам.

— Дешевка, — презрительно бросил он.

— Конечно, — не стал спорить я, — но привлекательная. Очень привлекательная, нанизанная на тонкую нить.

— Так Ты — торговец, — догадался наемник.

— Подойди сюда, к огню, — предложил я, и там продемонстрировал бусы во всей красе.

— Ну да, — признал мой собеседник, — симпатичные. И что?

— Хочу принести их и показать Бортону, в его палатке, — выдал я заранее заготовленную версию.

— Ха, — усмехнулся мужчина, — напрасный труд. У него нет своих рабынь. Он предпочитает арендовать их.

— Но ведь женщины не сразу становятся рабынями, — заметил я.

— Верно, — понимающе засмеялся парень.

— Ты только представь себе, как эти бусы охватывают шею обнаженной свободной женщины, — подсказал я, — как она в ужасе перед плетью пресмыкается у ног одевшего их на нее мужчины, как она вздрагивает, слыша перестук бусин перекатывающихся на шнурке.

— О да! — засмеялся косианец.

— Держу пари, что после этого, стоит только приложить к ней руку, — продолжил я, — и она уже будет готова принять мужчину в себя.

— Не буду даже спорить с этим, — закивал мой собеседник.

— А потом, когда найдется свободное время, уже можно будет и заклеймить ее, и ошейник надеть, — закончил я.

— Ну, это всенепременно, — согласился мужчина.

Рабские бусы обычно ничего не стоят. Делают их из дерева, стекла или какого-либо другого дешевого материала. В конце концов, кому может прийти в голову, тратиться на дорогие бусы, золотые цепочки, жемчуг, драгоценные камни, и прочие дорогущие украшения, чтобы потом надеть их на домашнее животное? Тем не менее, они очень привлекательны, и рабыни будут лебезить перед вами, лишь бы выпросить их. В действительности, они даже будут отчаянно, рьяно, а зачастую и жестко конкурировать друг с дружкой за эту привилегию. Что поделать, такие уж они необыкновенно тщеславные создания, зато и это самое главное, им хорошо известно, как надо использовать эти непритязательные бусы, украшая ими себя, усиливая таким образом свою красоту, делая себя еще мучительнее желанными! Среди рабынь горсточка стеклянных или деревянных бусин по своему престижу может значить куда больше, чем среди свободных женщин ожерелье с бриллиантами. Так что, рабские бусы, впрочем, как и прочие аксессуары, такие же простые украшения, браслеты, сережки, косметика или рабские духи славятся за их способность разжигать страсть не только самих женщин, но также, и это надо признать, и их хозяев. Возможно именно поэтому, некоторые рабовладельцы склонны не позволять подобные украшения своим женщинам из опасений, что их рабыни могут стать слишком красивыми, слишком возбуждающими и желанными до такой степени, что результатом этого может стать искушение ослабить дисциплину. Правда, с моей точки зрения, подобные опасения практически не имеют под собой реальных оснований. В случае возникновения такого искушения, от владельца требуется всего лишь простая и элементарная корректировка. В результате, у него по-прежнему будет рабыня столь же прекрасная, как он того может пожелать, и столь же совершенная, как требуется от рабыни. Действительно, пусть женщина будет еще красивее и еще желаннее, чем была, оставаясь при этом в строжайшей неволе, в ошейнике ее господина. Почему разрешение носить украшения может стать причиной послаблений, или хотя бы мыслей об этом, когда любую даже самую обычную рабыню держат в ежовых рукавицах? А если женщина думает, что рабовладелец может проявить слабость, надо просто показать ей, что она неправа. В действительности, иногда даже полезно позволить невольнице обнаружить, что ее красота далека от того, чтобы стать причиной слабости хозяина, скорее она может вызвать у него желание продемонстрировать женщине гарантированную непоколебимость железной дисциплины, объектом которой она является. Будьте уверены, ей это понравится, она полюбит это!