В луче лежал Медальон Прорицателя — горящий золотом. Горящий золотом, чистый, ясный, и яркий солнечный зайчик, отражаясь от него, улёгся на потолок.
Меня прошиб пот, и комната перед глазами на секунду потеряла резкие очертания — будто через мокрое стекло.
А потом я решился подойти.
Золотая цепь, золотая пластинка со сложной фигурной прорезью. Я протянул руку — и отдёрнул. Протянул ещё раз, коснулся срезанного уголка — солнечный зайчик на потолке дрогнул и замер опять.
Я заплакал. Плача, осторожно взял медальон за цепочку и на вытянутой руке понёс к Ларту.
Я стучал в дверь, всхлипывал и кричал:
— Хозяин! Она ушла! И ржавчина ушла, хозяин! Пожалуйста, откройте! Пожалуйста!
Ответа не было.
Потом я спиной почувствовал чьё-то присутствие — и обернулся. Я надеялся, что это Кастелла — но это был Март, её муж. Он стоял внизу, у основания лестницы, и осторожно прижимал к груди большой свёрток.
Несколько минут мы просто смотрели друг на друга, потом он вздохнул и спросил негромко:
— Что… Чем я могу… Кастелла?
Я посмотрел на дверь кабинета. Дверь была испорчена ударами моих башмаков, и ни звука, ни дуновения не долетало изнутри.
Я поднял перед собой руку с медальоном, как это любил делать Орвин. Пластинка медленно поворачивалась на цепи.
— Она… — сказал я Марту. — Вам лучше… Подождать её в прихожей.
Свёрток у него в руках шевельнулся, он крепче прижал его к себе.
— Что здесь… произошло? — спросил он неуверенно.
Я стоял на верхней площадке лестницы, он — на нижней, он прижимал к груди ребёнка, я держал перед собой медальон.
— Здесь… кажется, спасли мир, — сказал я горько.
Кастеллу мы нашли в прихожей; она стояла, подставив лицо тонкому магическому Лучу, пробивавшемуся с потолка. Увидев Марта, шагнула вперёд; лицо у неё было такое, будто она собиралась заплакать и расхохотаться одновременно. Март остановился, не говоря ни слова. Кастелла подошла, приняла у него ребёнка, откинула пелёнки, прикрывающие головку. Я увидел его — удивлённого, благожелательного, радостно потянувшегося к матери, пытающегося высвободить ручки из тесного одеяла. Я посмотрел на Марта — тот прятал глаза. Я оставил их одних и неверными шагами двинулся в большой зал.
Свечи догорели. Ильмарранен, человек-легенда, сидел в кругу и смотрел на меня. Совсем как тогда, в прихожей.
— Дамир… — сказал он с подобием усмешки. — Как мы всегда… одинаково встречаемся.
Я подошёл, стараясь не наступать на меловые линии, и протянул ему медальон. Он неверными пальцами взялся за цепочку, поднёс к глазам:
— Что это? Медальон Орвина? Почему?
— Орвин погиб, — сказал я.
Он нахмурился. Опустил голову. Подумал, снова посмотрел на меня — вопросительно.
— Вы живы, — сказал я почти что с упрёком. — Орвин умер, а мой хозяин умирает… Может быть, уже…
— Уймись, — сказали у меня за спиной.
Марран, не видя уже меня, напрягся вдруг и поднялся — с усилием. Я медленно оглянулся.
— Ларт… — прошептал Марран.
Хозяин стоял, тяжело привалившись к дверному косяку. Половина лица его была скрыта повязкой. Единственный глаз смотрел сквозь нас.
— Ларт… — Марран шагнул вперёд, ещё шагнул, приблизился к Легиару, остановился в нерешительности. Так они стояли друг против друга — молча, горестно, неподвижно.
Потом Марран вздохнул и протянул Ларту на ладони золотой Амулет Прорицателя.
У Легиара дрогнули губы; ожил единственный глаз, раскрылся широко-широко, как у мальчика, впервые увидевшего на ярмарке обезьянку. Ларт покачнулся, я хотел было поддержать его — но он раздражённо отодвинул меня локтём:
— Успокойся… Я ещё в состоянии держаться на ногах…
Принял у Маррана Амулет, потрогал ногтем, оглядел придирчиво — нет ли где ржавого пятнышка… Пятнышка не было.
— Небо, — сказал Легиар.
Медальон выскользнул из его ослабевших пальцев и, тонко прозвенев, упал на пол. Я нагнулся было — поднять, но чья-то рука в перчатке опередила меня. Бальтазарр Эст!
Появившись внезапно и ниоткуда, он стоял теперь между Лартом и Марраном, держа медальон за цепочку. Золотая пластинка раскачивалась взад-вперёд, выписывая в воздухе светящуюся дугу.
Все молчали, потом Эст проговорил негромко:
— Так, значит… — и снова: — Значит, так…
Потом обернулся к Ларту:
— Но можем ли мы быть в безопасности, пока существует Дверь и Привратник жив?
Он обратил на Маррана невыносимо тяжёлый взгляд. Тот отозвался негромко, не опуская глаз:
— Убить меня может только один человек, Аль. Только один человек имеет на это право.
Ларту, кажется, стало хуже. Он побледнел ещё больше и стиснул зубы. Я подскочил — он не стал отстранять меня, а мёртвой хваткой вцепился мне в плечо. Так мы стояли несколько долгих минут, пока не унялась его боль.
— Аль, — сказал Ларт шёпотом. — У меня нет сейчас сил на тебя. Пожалуйста, уйди.
Эст помедлил, холодно пожал плечами и уронил медальон на поверхность круглого столика. Шагнул к окну, будто собираясь выпрыгнуть.
— Аль, — сказал Марран.
Тот замер, не закончив движения. Ждал, не оборачиваясь.
— Не было пари, Аль. Была глупая шутка.
Бальтазарр Эст повернул к нему голову, сказал после паузы:
— Что теперь… Было — не было… Дурак ты, Марран, и не поумнел… Открывать надо было, такой шанс тебе… — и осёкся. Опустил голову. Пробормотал с полусмешком: — М-на, такое приключение сорвалось… Не довелось узнать, чего старушка Третья от нас хотела…
Марран шагнул было к нему — Эст свирепо вскинулся. Крепко сжал узкий, как лезвие, рот. Кивнул Ларту, длинно посмотрел на Ильмарранена, обернулся лохматой вороной и с пронзительным карканьем вылетел в приоткрытое окно.
Хозяин перевёл дыхание и ослабил хватку на моём плече. Марран стоял, потупившись, и слушал, как ветер хлопает оконной рамой.
…Он слушал, как ветер хлопает оконной рамой, и кожей чувствовал взгляд Легиара. Полустерлись меловые линии на полу, лужицами воска застыли догоревшие свечи, а в углу у окна, там, куда не достигала скомканная на подоконнике портьера, виднелось бледное чернильное пятно — много лет назад Марран запустил чернильницей в большую серую мышь.
Сейчас, увидев пятно, он обрадовался. Покачал сокрушённо головой:
— Надо вывести… Смотри-ка…
Мальчишка, Дамир, фыркнул тихонько. Потом сказал шёпотом, пугаясь собственной смелости:
— Так не выводится, я пробовал… Хозяин знает… Въелось, или что там ещё…
Повернувшись, Ильмарранен наткнулся на низкий круглый столик, бездумно взял на ладонь Амулет Прорицателя, хотел посмотреть сквозь прорезь на солнце — но вовремя спохватился, что не имеет на это права. Сник, принялся накручивать золотую цепочку на палец.
— Орвин погиб, — тихо сказал Легиар.
Марран вздрогнул:
— Из-за меня?
— Нет, — отозвался Легиар после паузы.
Помолчали.
— Я соврал Эсту, — сказал Марран, прислонившись затылком к стене и закрыв глаза.
Легиар с трудом поднял изломанную бровь:
— Что?
— Я сказал ему, что не было пари. А пари было. Мы побились об заклад с мельником Хантом, что…
— Помолчи, ладно? У меня в ушах… звенит. Уймись.
Хлоп… Хлоп… — колотилась оконная рама. Жалобно вскрикивало стекло.
— Я думал, тебе от этого легче, — извиняющимся тоном пробормотал Марран.
Легиар двинулся к нему через всю большую комнату. Подошёл вплотную, так что Марран отпрянул, вжавшись лопатками в стену.
— А мне не легче, — хрипло сказал колдун. — Наверное, мне никогда уже не станет легче.
И отвернулся, опустив плечи — поникший, усталый, будто вынули из него ту тугую железную струну, о которую обломала зубы чудовищная Третья сила.
Где-то в доме заплакал ребёнок. Руал почувствовал, как глубоко в нём отозвался этот плач — будто затянулся где-то внутри огромный, запутанный узел.
Плач стих — закрылась входная дверь.
— Они ушли, — шёпотом сказал Дамир. — Она и этот, муж её…