Люинь кивала, не совсем понимая, о чем говорит этот человек.
«Мы должны бороться против всех экстравагантных желаний, разрушать мечты о роскоши, пока в наших жилах еще течет кровь чистоты!»
Похоже, эти люди всегда произносили фразы с восклицательной интонацией.
«Мы должны протестовать, устраивать марши, демонстрации! Мы должны растерзать эти здания и вернуться к природе! Мы должны кричать о своем возмущении и добиваться, чтобы наши голоса были услышаны!»
Люинь тогда задумалась и спросила:
«А почему бы вам просто не поговорить с властями?»
«Да как можно доверять властям?»
Все рассмеялись.
«Ты – внучка диктатора, – сказал кто-то. – Ты можешь верить властям, а мы – нет».
В то время, когда Люинь задавала эти вопросы, ее не слишком интересовали ответы. Она много дней странствовала с ревизионистами, и наконец они добрались до необитаемого плато. Там они готовили еду на костре, а вокруг простирались заснеженные поля, по которым давным-давно никто не ходил. Там можно было видеть небо и смотреть на звезды, которые в ярком сиянии земных городов чаще всего были не видны. Люинь не совсем понимала, каковы цели этих людей, но радостно выкрикивала их лозунги и размахивала их знаменами. Она была похожа на ребенка, который пришел повеселиться, и ей было всё равно, куда идти и зачем. Просто было весело и радостно.
Теперь, вспоминая то время, Люинь думала о том, как счастлива была тогда. Полностью погруженная в жизнь, она не испытывала нужды в раздумьях. Она попросту шла следом за своими решительными и страстными друзьями на демонстрации и марши протеста, кричала и размахивала рукой, сжатой в кулак – о какая же то была ничем не замутненная радость!
В итоге их арестовали по обвинению в причинении повреждений аэропорту на плато. После трех дней заключения в тесных камерах центра предварительного заключения их отпустили и депортировали – каждого в свою страну. Не слишком феерический получился финал, но шума ревизионисты всё же наделали немало. Смеясь и обнимаясь, они попрощались друг с другом и разлетелись по Земле.
Люинь очнулась от раздумий. Она спрыгнула с подоконника, босиком подбежала к экрану на стене и открыла свой почтовый ящик.
Дорогой Эко!
Надеюсь, у тебя всё хорошо.
Что происходит с движением, которое ты собрался начать?
Я восхищаюсь тобой и желаю тебе всего самого лучшего.
Я хотела спросить тебя – как дела у ревизионистов на Земле? Не знаешь ли ты, не начали ли они какое-то новое движение, не опубликовали ли новые манифесты? Некоторое время я путешествовала и участвовала в маршах вместе с ними и теперь скучаю по тем дням.
Люинь нажала кнопку «Отправить» и задержала взгляд на экране, где программа в виде мультипликации показала улетающее письмо. Она поняла, что нужно действовать. На самом деле ее не так уж сильно волновала система как таковая, и даже различия между системами, и она не разделяла примитивной неприязни Чаньи к тому, что та именовала «врожденным злом системы». Люинь влекло к себе действие как таковое. Ей нравилась чистая жизненная сила, обнажавшаяся, когда кто-то посвящал себя некоему движению, вспышки высвобождения, горевшие резким контрастом на фоне привычных будничных забот, ограничений и разумности повседневной жизни. Когда кто-то вел себя как часть движения, этот человек наполнялся жизнью и соединялся с собственной волей. Люинь завидовала такому состоянию.
Она еще какое-то время подумала о том движении, которое они собрались затеять, и приняла решение. Что бы ни было, она решила попытаться. Ей было только восемнадцать, она стояла на пороге большого мира. Она и ее товарищи были недовольны миром, и для них это была чуть ли не единственная возможность сразиться с ним. Она подумала, подумала… и сказала «да».
Место, выбранное для принятия окончательного решения перед запуском движения, было для Люинь и самым желанным, и таким, которого она всеми силами хотела избежать: кабинет ее родителей. Руди пригласил прийти Чанью, Люинь и всех остальных. Люинь была очень удивлена тем, насколько серьезно ко всему этому отнесся ее брат.
А у нее всё же имелись некоторые сомнения. По прошествии стольких дней родительский кабинет в её сознании превратился в сложный огромный сад. Она долго старалась держаться подальше от этой комнаты, сама не зная, что так пугает ее. Нет, конечно, пугали ее не предметы, оставленные там в память о ее родителях, но ей не хотелось сейчас смотреть на них, поскольку она потратила столько времени и сил на изучение их смысла. Возможно, именно потому, что она так страстно окунулась в изначальное расследование, те препятствия, которые она встретила на своем пути, отбросили ее к другой крайности. Руди распахнул дверь и переступил порог. Люинь молча последовала за ним. Стараясь, чтобы никто не заметил, как не хочется ей здесь находиться, Люинь медленно прошла мимо Чаньи, Рунге и Сорина. Ее нерешительности никто не заметил.