– Не знаю, не знаю, – покачал головой Пьер. – Не сказал бы, что я всё основательно продумал.
Люинь посмотрела на него так, будто не знала, что сказать. Помолчав, она проговорила:
– Что-то настолько важное, что меняет судьбу страны, не решится из-за пары слов юнцов вроде нас с тобой. Так что не сходи с ума.
– Конечно, – отозвался Пьер. – Спасибо.
После небольшой паузы Люинь спросила:
– Как твой дедушка?
– Нормально. Никаких изменений в его состоянии.
– Доктор не говорил, когда он может выйти из комы?
– Нет, – покачал головой Пьер и через секунду добавил: – Может быть, он из нее не выйдет никогда.
Люинь была готова что-то сказать, но тут в зал через боковую дверь вернулся Руди. Пьер указал Люинь на ее брата. Люинь встала, попрощалась с Пьером и пошла к подиуму.
Пьер проводил ее взглядом. Люинь спускалась по ступенькам, а он думал об одном слове, которое она произнесла – судьба. Он словно бы увидел всех людей, стоявших на развилке дорог, окутанных туманом. В обе стороны было мало что видно. Пьер не понимал, откуда у него внезапно появилось это чувство пребывания на космическом перекрестке.
«Судьба – это не что-то реальное, – подумал он. – Я должен не забывать об этом. – Слово «судьба» заставило его сильнее занервничать. – Нет ничего реального, кроме совершенства математики. Судьба – это всего-навсего трусливое объяснение реальности, ее причин и следствий, которые нам непонятны, это иррациональный вздох покорности. Нет ничего красивее, чем доказательства и законы, душа математики. Математика – единственное в космосе, что чисто и вечно. В сравнении с абсолютизмом законов математики, все человеческие законы – всего-навсего неуклюжие попытки компромиссов. Все компромиссы временны, а всё временное грубо».
Пьер мысленно повторял и повторял свое кредо, и наконец его сердце забилось спокойнее. Безмолвно повторяя свою речь, он чувствовал, как его утешают знакомые технические показатели. «Прекрасна материя, – думал он, – вечная материя, существующая согласно вечным законам. Что в сравнении с этим какие-то системы, традиции, выгода? Это просто сопутствующие явления, больше ничего. Почему мы отдаем всей этой чепухе столько сил? Нашим домом навсегда должен стать вечный космос».
Пьер опустил глаза и посмотрел на образец пленки, которую держал в руках. Тонкая мембрана сияла идеальным светом.
Началась защита.
В Зале Совета были заняты почти все места. Это был редкий случай. Присутствовали все законодатели до единого. Все были одеты строго и выглядели очень серьезно. Невзирая на большое число людей, в зале царила тишина. Пьер молча сидел на своем месте, а на подиум выходил один оратор за другим. И Землекопы, и Скалолазы собрали мощные команды экспертов. После того как лидеры той и другой фракции изложили свои планы в основных чертах, многочисленные технические специалисты стали рассказывать о каждом аспекте планов. Речи были длинными, демонстрации впечатляющими. Под куполом Зала Совета соревновались между собой две точки зрения о будущем Марса. Все задаваемые вопросы звучали резко и вдумчиво.
Очередь Пьера настала не скоро. Он поднялся на подиум и обвел взглядом ожидающую его выступления аудиторию, но, правду сказать, в его сердце не было ощущения принадлежности к этой реальности.
– Что касается технической осуществимости создания солнечных рефлекторов, мой окончательный ответ таков: да, я могу это сделать. Я могу разработать и изготовить отражающую пленку достаточно большого размера и крепости, чтобы получить желаемые результаты. Пленку можно будет как угодно размещать в космосе, придавать ей нужную форму и менять ее положение. Появится возможность направлять солнечный свет в любое время к избранным участкам поверхности, что даст энергию для сохранения потребной температуры воды и поддержания парообразования. Это даст возможность поддержать развитие плана переселения.
Теперь я перейду к деталям и техническим параметрам…
В зале взволнованно зашептались. Пьер сделал вид, что не замечает этого. Он понимал, что его презентация может вызвать разные мнения, но его это не волновало. Он принял решение, невзирая на давление со всех сторон, и сделал он это не только ради Джиэль, но и ради решимости, которая так долго вызревала в его седце.
Он обвел взглядом зал и понял, что Джиэль здесь нет. Его сердце забилось чаще. Ему не хотелось испытывать такое чувство. Он надеялся, что сумеет сохранить спокойствие. Но боль вновь и вновь возникала в его груди. Он искал взглядом Джиэль и не мог найти.