Сорин
Сорин никак не ожидал, что на демонстрацию явится столько народа. Он занимался планированием марша на сайте, но пришло столько людей, что все его планы рухнули. У него возникли дурные предчувствия.
Рунге еще не закончил речь. Сорин смотрел на обращенный к нему угловатый профиль друга и гадал, осознает ли тот, что ситуация изменилась. Рунге вообще никогда ни о чем не переживал, а Сорин был не такой. Он понимал, что сцена, на которой одновременно находится слишком много актеров, не будет слушаться режиссера. Когда толпа достигала определенной численности, случиться могло всякое. Сорину хотелось пить, но он нигде не мог найти воду, да и настроения ее искать у него не было. Он продолжал напряженно наблюдать за площадью.
– Люинь! – крикнул кто-то.
Сорин обернулся и увидел, что навстречу Люинь бежит рыжеволосая девушка. Она показалась ему знакомой.
– Джиэль! Что ты тут делаешь?
– Меня Руди позвал.
– Мой брат? – Люинь явно сильно удивилась.
– Он нам сказал, что ваш марш протеста очень важен и что нужно, чтобы вас поддержало как можно больше людей. Он хотел, чтобы мы все пришли.
– И когда он тебе об этом сообщил?
– Вчера вечером.
Люинь нахмурилась:
– Не понимаю, почему он мне ничего про это не сказал. Я его полчаса назад видела, и он мне не сказал ни слова.
– Ну, наверное, он был слишком занят. Ты же знаешь, он всем нужен.
Люинь не на шутку встревожилась. Джиэль засыпала ее вопросами, глазея по сторонам. Но вскоре ее внимание переключилось на Рунге. Десятки других парней и девушек, пришедших с Джиэль, рассыпались по толпе. Большинство из них старались встать поближе к Рунге, а другие спрашивали у демонстрантов, чем им помочь.
Сорин провел в уме кое-какие математические подсчеты. Здесь собралось чуть меньше двадцати человек из группы «Меркурий». Чуть раньше еще человек тридцать остановились послушать и поглазеть. Теперь, после наплыва большого числа молодежи, на площади насчитывалось около сотни человек. Будь пространство побольше, не было бы никаких проблем, но демонстранты выбрали для своей акции парк около пересадочной станции туннельных поездов. В парке и без того находилось немало народа, но всё новые и новые люди выходили со станции и с любопытством смотрели на толпу. Подходили, спрашивали, что происходит, и оставались.
По мере того как толпа разрасталась, флаги и анимированные транспаранты сдвинули в угол. Почти все дорожки через площадь оказались перекрыты. Сорин встревожился еще сильнее. Любая неожиданная стычка могла обернуться большой бедой.
Рунге продолжал разглагольствовать. Его бесстрастной речи ничуть не мешало нарастание толпы.
– В нашем мире контроль и повиновение выросли до беспрецедентных пропорций. Раньше власти предержащие управляли своими подданными практически тремя способами: традиционным авторитетом, которым был наделен патриарх, суровыми законами, насаждаемыми угрозой применения силы, и, наконец, личной харизмой. Но наш мир – другой. Он эволюционировал, превратился в массивную сложную схему, в которой каждое административное подразделение является компонентом, а каждый человек – электроном. Мы способны только повиноваться, повиноваться дифференциалу напряжения, повиноваться спланированной конфигурации схемы. Отказы и уходы недопустимы, любые спонтанные действия неприемлемы.
Для индивидуума обретение жилища, вне всяких сомнений, – одно из главных проявлений свободы личности, а с этим естественным правом все рождаются на свет. Но в нашем мире система лишила нас этого права и подвергает распределение жилья строжайшему контролю. Чтобы построить дом, человек должен следовать правилам системы, обращаться к системе за одобрением, подчиняться решению системы и проживать там, где скажет система, – совсем как вбитый в стену гвоздь. Не имеет значения, насколько вы добры и честны, не важно, сколько друзей готово вам помочь, – вы не в силах изменить свою судьбу. Что же это за мир? Мы не хотим такого! Мы не желаем, чтобы система решала за нас, как нам жить! Мы хотим свободно дышать воздухом своей земли!
– Да! Да!
Двое-трое вновь прибывших, не слышавших начала речи Рунге, захлопали в ладоши. К ним присоединились другие.
Слушая речь Рунге – сильную, ясную, разумную, Сорин ощущал его мощь. Рунге не доходил до пафоса, однако свою точку зрения излагал четко и убедительно. Люди слушали его внимательно, некоторые тихо перешептывались. При этом было ясно, что шепчущиеся вовсе не подсмеиваются над оратором, а вполне серьезно обсуждают его тезисы. В этом и была цель демонстрации. Акцию можно было считать хотя бы частично успешной.