Руди стоял в проходе между креслами. В его взгляде читалось унижение и злость. Он словно бы гадал – броситься за Чаньей или остаться в Зале Совета. Прижимая пальцы к покрасневшей щеке, он смотрел в ту сторону, куда убежала Чанья. Он явно не ожидал, что она окажется в зале, и, похоже, его планы рухнули. Сделав несколько шагов в сторону двери, он остановился, потом сделал еще несколько шагов, но в итоге не ушел и сел в кресло в углу зала. Он смотрел в сторону подиума, но его мысли явно блуждали где-то еще.
Рейни смотрел на Руди издалека. В чертах лица молодого человека он до сих пор видел сходство с маленьким мальчиком, которого он хорошо помнил. Те же светлые волосы, тот же прямой нос. Но в повзрослевшем Руди Рейни не мог найти любопытства и жажды приключений, которые когда-то буквально переполняли этого мальчишку. Сейчас Рейни видел сдержанность, владение собой, маску элегантности. Рейни понимал, что Руди угодил в ловушку, но сам этого пока не осознает. Свою волю Руди окутал приспособленчеством, своей свободой купил амбиции. А у человека, живущего амбициями, был только один выбор, и потому он не имел свободы.
Рейни вздохнул и вернулся взглядом к подиуму. Он не мог и не стал бы вмешиваться в дела любви и ненависти молодых людей. Вот-вот должно было закончиться выступление последнего оратора со стороны Землекопов. Рейни какое-то время не слушал его речь внимательно, поэтому уловил только отдельные тезисы: возможность того, что покрытая стеклом река обеспечит создание управляемой среды для экспериментальных биологических организмов. План был неплох и определенно достижим, но выступающий в плане ораторства был неопытен и не сумел подстегнуть воображение аудитории и склонить ее к своему проекту. Когда он закончил выступление, прозвучали жиденькие аплодисменты. После целого дня речей законодатели попросту устали.
На подиум вышел Хуан – последний оратор со стороны Скалолазов. Как только он подошел к микрофону, все, как по команде, сели прямо – казалось, в Зал Совета угодила молния.
Рейни хорошо знал, что Хуан – сильнейшая личность, что он внушает повиновение, где бы ни появлялся. В отличие от утонченной элегантности Руди, Хуан всегда отличался непричесанной дикостью, а его неудержимая воля была подобна ревущему пламени в печи, чей жар наполнял любое помещение. Хуан не был ни высок, ни мускулист. Своей бочкообразной фигурой он напоминал шеф-повара, обожавшего собственные фирменные блюда. Но когда он говорил, когда отдавал приказы холодным суровым голосом, он становился похожим на ягуара, готовящегося к прыжку, к нападению на жертву.
Десять лет Хуан возглавлял Систему Полетов, и его могущественный характер и личная харизма заслужили повиновение многих гордых и несгибаемых генералов.
Для Скалолазов Хуан был козырным тузом. Система Полетов была основой Марсианской Республики. Без непрерывной работы этой системы, занимавшейся в том числе освоением новых территорий, разведкой и добычей сырья, город очень скоро остался бы без важнейших ресурсов.
Все затаили дыхание. Хуан заговорил:
– Выбор, стоящий перед нами сегодня, это не просто решение о том, как нам жить. От нашего выбора зависит будущее нашего народа и всего человечества.
Да, мы уже превратились в особый народ, и биологически, и духовно. Мы выше ростом, чем земляне, мы более подвижны, нам доступны более высокие прыжки и более быстрый бег. Мы способны лучше переносить скачки температуры. Не будет преувеличением сказать, что мы представляем собой более совершенную ступень на лестнице эволюции. Мы – совершенно новый тип людей.
Чего больше всего стоит опасаться человечеству? Бурь, камнепадов, жуткого холода и страшной жары? Борьбы с трудностями? Нет! Нам больше всего следует страшиться загнивания и упадка, того, что мощные человеческие инстинкты выживания опустятся до слабости, трусости, размягченности, наподобие той слизи, из которой мы некогда выбрались! Вот в какую сторону движутся земляне. Они стали кучкой болезненных, жирных, порочных, трусливых слабаков, превратились в жертв своих неуемных, никогда до конца не удовлетворяемых алчных желаний. Их чувства притуплены жиром, они лишены высоких идеалов. Самую обычную сообразительность они считают мудростью, не понимая, что мудрость требует непрерывного поиска, не осознавая, что наивысшая духовность требует делиться и отдавать. Они забыли о своей планете, нежась во всем искусственном. Их понимание ценностей собственного дома не достигает даже половины глубины сознания, которым наделен самый обычный житель нашего прекрасного города. Они – предатели собственной истории. Нам стыдно признаваться в том, что мы с ними происходим от общих предков, что мы одной крови. Только в нас, а не в этих презренных существах, ползающих по поверхности Земли, мы видим отвагу и гордость, свойственные настоящим людям!