- Коленко?
- Ну, да. - Ухмылялся Данька. - Когда ты залезал по веревочной лестнице на борт "Скитальца". Помнишь, как ты шарахнулся о борт?
- Помню. - Юн тяжело вздохнул. Не очень хочет вспоминать.
- А как ты вел себя в каюте капитана? - Докапывался Данька.
- Норма... нормально вел. - Заикался Юн. Насупился, обижается.
- Ага! Какую чушь ты ему плел?
- Я не чушь ему говорил. - Покраснел Юн. - Я сказал, что море большое. И соленое. А океан... океан еще больше.
- Ты думаешь, это единственная глупость, какую ты тогда сморозил? - Спрашивал Данька.
- Я ... Я ему рассказал, как питаются моряки. Ночью в трюме едят солонину, что б червей не видеть. Она же испортится на жаре. - Потупилось детство.
- Ну, расскажи мне, расскажи мне, как мы моряки питаемся. - Настаивал Данька.
- Если в море долго находишься, и холодильника нет, то все портится. И солонина. Вы едите ее в трюме. Ночью. - Юн покраснел еще больше.
- Вот, вот. - Говорил Данька. - Насмешил ты тогда капитана. Даже не знаю, почему он не выкинул тебя за борт. И взял юнгой.
- Потому что я хороший. Я честный. Я ему сразу признался, что трус и слабак.
- Ах, какой оказывается, ты честный. Тоже мне, правдоискатель! - Возмущался Данька.
-А что? Он меня взял юнгой. Меня!
- Хорошо, взял тебя юнгой. Ты скажи, ты ведь перетрусил?
- Когда? - Спрашивало детство.
- Когда мы залезли на мачту. Бежал по рее и чуть не сорвался. Струсил?
- Ну, струсил. Мачта же качалась, и ветер. - Оправдывался Юн.
- Ага, ветер! - Нет, все виноваты, обстоятельства так сложились. Бедненький!
- Но ведь Брайан О`Тул схватил нас за ворот рубахи и удержал, - говорил Юн.
- Удержал. Рубаху порвал. - Рубаха - пустяк. Тогда Данька узнал цену настоящей дружбы.
- Он же зашил нам ее потом. - Говорил Юн. - Он же извинился.
- Извинился. А где ты был, Юн, когда капитан назначил меня матросом? - Матросом Свен назначил его, а не этого удохлика.
- Я на сундуке сидел, на котором ты спишь в каюте капитана.
- Сидел на сундуке и ножками болтал. - Упрекал Данька свое детство.
- Ну, было. Было.
- Так. - Данька пытался найти еще что-нибудь, в чем виновато детство.
- А во время шторма? - Вспомнил Даня. - Того первого шторма, когда я с ребятами боролся со стихией.
- Я рядом был.
- А я думал, тебя волной смыло. - Ехидно заметил Данька.
- Нет, ты же видишь, я здесь. - Оправдывался Юн.
- Ладно. А когда мы с тобой, я еще был юнгой, мы стояли на палубе, а ребята пошли на абордаж. Помнишь? - Сам Данька помнил, как прирос ногами к палубе. И те ужасные картины.
- Помню, - признался Юн.
- Тогда мы с тобой впервые увидели, как льется кровь. Как убивают. Крики. Ты же испугался. Испугался, Юн? Это я из-за тебя стоял там в ступоре. Двинуться не мог.
- А я тут причем? Это ты сам застрял.
- Ага. А потом меня капитан тряс рукой, а рука в крови.
- Нет худа, без добра. - Говорил парень. - Когда ты увидел эти пятна крови на своей рубашке, здесь в этой комнате, когда ты вернулся оттуда, ты понял, что это не сон. А то еще бы долго думал, что все тебе приснилось.
- Думал бы. Я из-за тебя, Юн, ободрал ладони, когда спускался по канату с мачты. Потом из-за тебя, труса, прятал ладони от матери, что б она не увидела, что я их ободрал.
- Ты всегда во всем меня винишь. Если маленький, то и виноват. Так? - Голос Юна задрожал, он по настоящему обиделся.
- Да, ладно. - Даньке отчего-то стало опять жалко этого пацана. - Не сердись.
- Зато в первом бою, - оживился Юн, - как я тебе помог.
- Это когда? Когда я убил испанца? - Данька хлопнул себя по колену рукой.
- Да. Это я тебе помог. Это же я тренировался с капитаном Свеном.
- Кто тренировался?! - Возмутился Даня. - Это меня капитан обещал сделать настоящим матросом. Это я учился сражаться, стрелять. А ты где-то отсиживался.
- Я не отсиживался. Я еще раньше учился фехтовать. Вспомни, я дрался с Извечным Злом.
- Это, с которым? - Спросил Даня. Увидел на столе книжонку в тонком переплете, которую он когда-то любил читать. Книга о скромном герое. Взял ее двумя пальцами.
- Вот с этим злом ты сражался?
- Да. Ты припомни, Даня, вот я со шпагой на кухне, а Зло бросилось на меня...
- Опомнись. Опомнись, Юн. Какая шпага? Ты схватил тогда кухонный нож, зажал его в своей ручонке, встал, стоял, как раскоряка и воображал, что дерешься с извечным Злом.
- Я с ним дрался! - Заявил Юн.
- И ты думаешь, это мне помогло?
- Конечно, - сообщило детство, - а потом мы бросились дальше в бой.
- Вот, вот. Именно бросились, очертя голову. И все из-за тебя. - Сказал Данька. - Если бы не ты. Ты тогда испугался. Испугался, что парни будут говорить, ты трус. Поэтому ты бросился ни о чем не думая.