Мария Николаевна вылезла из троллейбуса. Тот захлопнул за ней двери. Она постояла, озираясь по сторонам. Перекинула котомки через плечо, в оставшиеся вцепилась руками и пошла. Она часто останавливалась, что б передохнуть и собраться с мыслями. Она хотела выполнить обещание данное мужу, Николаю, не плакать, быть сильной. Но это не получалось. Слезы текли по щекам.
Я должна, должна. Толика бы не расстраивать. Ему и так тяжело. - Крутилось в голове. Ей указали, как пройти в хирургию. Вошла в холл. Тут лежит ее сыночек, ее мальчик. Забралась на третий этаж. Отыскала палату. Остановилась у дверей. Номер какой нехороший. Тринадцать. Не счастливый. Открыла дверь, вошла. Ее Толик и второй парень сидели на своих постелях, разговаривали и смеялись.
- Что, Алексей, здорово Роман нас за один прием вылечил. Без него пропали бы. Как заново родились. Приеду домой к мамке...
- Толя! - Мать сбросила сумки и бросилась к сыну.
- Мама! - Анатолий приподнялся навстречу матери.
Она обняла его. Заплакала.
- Толя. Толечка мой. - Обнимала его плечи, голову. Руки ее дрожали, от слез ничего не видела.
- Что ты, мама. - Толя обнимал мать, пытался ее успокоить. Господи, мама рядом. Все позади. Все будет хорошо.
- Я к тебе. Нам сказали, ты совсем плох. Ноги будут отнимать. - Слезы. Будто в ней были реки слез. Вновь полились из глаз. Одна мысль, что ее сыну причинят такую боль, что он станет калекой разрывали сердце.
- Мама, смотри, скоро ходить буду. Алесей то же неходячий был. А теперь шустро бегает. - Он руками чуть отстранил от себя мать, пусть увидит, он стоит на ногах. - Видишь, видишь, мама. У меня все хорошо.
- Вы не плачьте. Здесь хорошо лечат. - Говорил Алесей. Глядя на этих двоих. Алексею самому отчего-то хотелось плакать. Мать, сколько в этом слове.
- Ой. Вижу. Только успокоиться не могу. Мы с отцом извелись. Нам сказали, без ног ты останешься. - Мария Николаевна пыталась унять слезы.
- На поправку я мама. Все обошлось.
- Слава богу. Чего это я? Я гостинцев привезла. Все свое.
Она вновь бросилась к своим сумкам, начала вытаскивать гостинцы.
- Поедите маленько. Все польза будет. Здесь, наверно, одной кашей кормят. - Кто позаботится о ребенке, кроме матери. Никому не нужно чужое дитя.
- Нет. Кормят не плохо. Но по домашнему я соскучился. И Алексей не откажется.
- Вот, вот. Все из дома. Сальцо. Как ты любишь, подкопчённое. - Она суетилась, никак не могла прийти в себя от радости.
- А как, как лечили-то? - Спохватилась Мария Николаевна.
- Нормально. Ромка пришел и вылечил. - Такое простое объяснение.
- Ромка?
- Ну. Да. Потыкал так, этак. Мне ноги потер. Лехе по хребту двинул. Все и прошло. - Сейчас все было в прошлом и выглядело даже забавным.
- Ты чего его Ромкой называешь. Надо Роман доктора звать. - Что ж у нее сын такой нескладный. Как можно так говорить о докторе.
- Не доктор он. Просто мужик хороший. Санитаром работает. - Толик рассмеялся.
- Так простой санитар? - Мать не могла понять, как может санитар вылечить. Если врач не смог. Их же тому обучают.
- Да. Врачи отказались от нас. А Роман пришел, все в одночасье сделал.
- Отблагодарить надо. По-людски. Чего-то дать. Заплатить. Сейчас даром никто. Хоть гостинцев, денежек дать. - Весь ее жизненный опыт говорил об этом. Сухая ложка рот дерет.
- Мама, успокойся.
- Как успокойся. Надо найти его. В ножки поклонится. А вы кушайте, кушайте. Я сбегаю, отыщу его.
Она нагребла в одну сумку "гостинцев", вышла в коридор.
Ромка сидел, развалившись на стуле, и глядел на цветочек. Сосредотачивался.
- Хорошо. Совсем не плохо, смотрится. Уют и шарм.
Вошел Павел Павлович.
- Что, Рома? - Главврач печально качал головой.
- Что, Павел Павлович? - Опять ему достанется.
- Опять твои проделки. С прежним не успели развязаться. Что творишь? - Павел Павлович подсел к столу.
- Что случилось? - Роман понимал, о чем идет речь. Но желания признаваться в содеянном у него не было.
- Сам не знаешь. Опять прикидываешься. - Павел Павлович не знал, хвалит ему Ромку или ругать. - Я про Марию спрашиваю.
- Она сама просила. - Объяснение глупое, но другого не было.
- Сейчас вся больница стоит на ушах. О твоих делах и в других отделениях наслышаны. До главного врача госпиталя дойдет.
- Я не хотел. - Иногда и Боги, как простые мальчишки, оправдываются за свои проделки.
- Делать то что? Он не хотел. Не знаю. Как тебя ругать. Молодец ты. Людям помог.
- Видите. Молодец. - Роман рад похвале.
- Как соленый огурец. Молодец.
В этот момент в дверь постучали.
- Войдите, - бросил Павел Павлович.
На пороге стояла пожилая женщина. Мария Николаевна.
- Мне Романа. - Женщина переступила порог. - Сказали, здесь могу его найти.
- Я Роман.
- Я к вам. Я мама Толика. Из тринадцатой. Я поблагодарить вас.
- За что?
- Вы сыночка подняли. На поправку он. Я б в ножки вам поклонилась.
- Спасибо. Не надо. - Роман даже испугался. Вдруг сейчас в ноги бросится.
- Я тут гостинцы с собой везла. - И Мария Николаевна стала выкладывать все из сумки. - Это от чистого сердца. Свое, деревенское. По своему рецепту готовила. Все чистенькое, не побрезгуйте.
- Спасибо. - Что теперь с этим делать?
- Если денежек надо, - рука женщины полезла за пазуху. - Сейчас достану.
- Да, не надо. Не доставайте. Ни каких денег. Это государственное учреждение. Не положено. Успокойтесь. Вон, Павел Павлович, главный хирург отделения. Он говорит, что скоро выпишет вашего сына. Вернется домой, здоровый.
- Спасибо. Спасибо, Павел Павлович, спасибо вам всем. - Люди какие тут добрые. Как их благодарить.
- Вы лучше за сыном поухаживайте. Ему еще не так просто. Думаю, как Павел Павлович, сколько он еще пролежит? - Спросил Роман.
- У тебя, Рома, спросить надо. Ты эту кашу заварил.
- Мы тут с Павлом Павловичем посоветовались, дня через два можно домой. - Выкрутился Ромка.
- Спасибо. - Мария Николаевна кланялась. За сына благодарила.
- Идите, сын вас ждет. - Роману было неловко.
- Я побежала. - Мария Николаевна вышла.
- Как, Павел Павлович, молодец, как соленый огурец. Вот тебе банка огурцов. Домашнего соленья.
- Да, Рома. На стороне стал зарабатывать. Сырым и вареным берешь.
- Не обижать же ее.
- Все правильно. Она от чистого сердца. От радости. - Павел Павлович вздохнул. Чаще бы отпускать людей с радостью в сердце, а не с болью.
- И я о том же. Павел Павлович, мне бы после дежурства, да и от греха подальше. Можно домой уйти?
- Ты свалишь, а мне тут отдуваться. - Усталая улыбка.
- Вы ж у нас главный. Вам и отвечать.
- Иди, Роман. И мне спокойнее будет без тебя.
- Спасибо.
Павел Павлович поднялся и ушел к себе в кабинет. Только сел за стол, телефонный звонок.
- Да. - Неизбежное свершилось. Ну, Павлуша, подставляй шею, намылят.
- Павел Павлович, что у тебя там творится? - Голос главного врача госпиталя.
- Ничего. Как обычно, лечим. - В нас живут проказливые дети. Мы не в ответе за шалости.
- Ты мне мозги не лечи. До меня дошли слухи, что вы какой-то чертовщиной занимаетесь. Черной магией. По отделению шаманы с бубнами толпами разгуливают.
- Это слухи. У нас никакой магии нет. - Объяснений разумных у Павла Павловича тоже не было.
- Ты у меня смотри. У нас доброхотов много. Вмиг напишут. Комиссиями замучают. Нас с тобой по головке не погладят.
- У меня все в порядке.
- Сам проверю. Выберусь, сегодня или завтра, проверю.
- Будем ждать.
Роман вышел из госпиталя, направился к себе домой в квартал трех поганок.
Надо же, оказывается, я чернокнижник. Колдун. Вызываю нечисть. А как вызвать?