— Всего-то раза в три, от силы в четыре, больше чем нас, — благодушно пробормотал он, — а стрелков у них и вовсе кот наплакал. Возблагодарим же Господа за наших добрых английских лучников.
— Аминь, — откликнулся брат Михаил.
Испещренный оспинами молодой монах в изумлении таращился на плотно сомкнутый шотландский строй.
— Что-то не вижу я синих лиц, — пробормотал он.
— Чего ты не видишь? — не понял лорд Аутуэйт.
— Эти горцы, они вроде как имеют обычай раскрашивать лица синей краской. Ну хотя бы наполовину. Чтобы нас напугать.
— Напугать нас? Синими рожами? — Его светлость выглядел удивленным. — Насмешить нас, вот это будет вернее. Но я никогда такого не видел.
— Я тоже, — вставил брат Михаил.
— Так говорят, — сказал молодой монашек.
— Кое-что тут выглядит грозно и без всякой раскраски, — промолвил лорд Аутуэйт, указывая на знамя, реющее как раз напротив его отряда. — Я вижу здесь штандарт сэра Уильяма.
— Какого сэра Уильяма? — поинтересовался Томас.
— Уилли Дугласа, — пояснил лорд Аутуэйт. — Я пробыл в плену у него два года и до сих пор еще не расплатился с ростовщиками.
Он имел в виду, что его семье пришлось влезть в долги, чтобы заплатить выкуп.
— Правда, сам Уилли мне понравился. Тот еще мошенник. Эге, да рядом с ним Морей.
— Морей? — переспросил брат Михаил.
— Джон Рэндольф, граф Морей. — Лорд Аутуэйт кивнул на другое знамя, полоскавшееся поблизости от кровавого сердца Дугласов. — Эти двое на дух не переносят друг друга. Одному Господу ведомо, как их угораздило оказаться рядом в строю.
Он снова устремил взгляд на шотландских барабанщиков, которым приходилось откидываться назад, чтобы уравновесить тяжелые барабаны.
— А вот я на дух не переношу их чертовы барабаны, — промолвил он без особой, впрочем, злости и тут же рассмеялся. — Раскрашивать лица в синий цвет, а? Это ж надо! В жизни не слышал подобной чуши!
Приор разглагольствовал перед ближайшими к нему воинами, проклиная шотландцев за разорение большой церкви в Хексэме:
— Они осквернили священную обитель Бога! Они убили братьев! Они подняли руку на достояние самого Христа и заставили Господа пролить слезы! Отомстите за Него! Никакой пощады!
Стоявшие рядом лучники разминали пальцы, облизывали губы и присматривались к врагу, который, похоже, наступать не собирался.
— Перебейте их всех, — взвизгнул приор, — и Господь благословит вас за это! Благословения прольются на вас дождем!
— Они хотят, чтобы мы их первые атаковали, — сухо заметил брат Михаил, несколько смущенный избыточной пылкостью своего приора.
— Ага, — сказал лорд Аутуэйт, — и еще шотландцы думают, что мы будем атаковать верхом. Видите пики да алебарды?
— Они хороши и против пеших, милорд, — возразил монах.
— Верно, верно, — согласился лорд Аутуэйт. — Ох и мерзкие штуковины эти пики. — Он нервно перебирал стальные колечки своей кольчужной рубахи и очень удивился, когда одно из них отцепилось и осталось в его пальцах. — А Уилли Дуглас мне и вправду нравится, — продолжил старый вояка. — Мы, бывало, охотились вместе, когда я был его пленником. Помнится, затравили у него в Лиддесдейле матерого вепря. — Лорд нахмурился. — Но чего же противно звучат эти барабаны!
— Так мы будем атаковать их? — спросил, набравшись смелости, молодой монах.
— Боже мой, нет. Очень надеюсь, что нет, — ответил лорд Аутуэйт. — Вон их сколько, куда ж нам идти в атаку? Нет уж: наше дело держать позицию и ждать, когда нападут шотландцы.
— А если они не нападут? — спросил Томас.
— Тогда им придется убираться домой с пустыми карманами, — ответил лорд Аутуэйт, — а им такой исход не понравится. Совсем не понравится. Шотландцы ведь явились сюда только затем, чтобы пограбить англичан. За это они, кстати, нас и не любят.
— Не любят англичан? Потому что они явились сюда пограбить? — Ход мысли его светлости был Томасу совершенно непонятен.
— Шотландцы нам завидуют, молодой человек! Просто завидуют. У нас страна богатая, а у них бедная, а мало что на свете может так раззадорить бедняка, как чужое богатство. У меня в Уиткаре есть сосед, которого я всегда считал вполне разумным человеком. Но когда я угодил в плен к Дугласу, он устроил засаду и попытался отнять у моих родных монеты, собранные мне на выкуп. Представляешь? А все дело в зависти. Он был беден и, оказывается, смертельно мне завидовал.