Так себе забегаловка. Не самое дно. Но и заведением для чистой публики его не назвать. Да-да, хаживали представители дворянства в трактиры и в кабаки, подчеркивая свою русскость. А под спрос всегда найдется и предложение.
Приметить столик, за которым сидели члены экипажа «Моржа», оказалось делом несложным. Илья Назарович никогда не жаловался на память. А какую-то часть матросов он успел рассмотреть, пока шла погрузка угля.
– Николай, видишь того мужика справа?
– Вижу. По всему видать, из унтеров будет.
– С чего такой вывод?
– Так к нему с уважением, хотя и не стелются.
– Молодец. Вот его-то и нужно пригласить за наш столик. Справишься?
– Так справиться-то оно дело нехитрое. Был бы толк. Сами же сказывали, что боцман их врал не краснея.
– Ну, унтер – не боцман.
Городовой управился без труда. Бог весть, что он там сказал унтеру, отозвав его в сторону, но тот солидно кивнул, поправил усы и направился к столику, за которым сидел Перфильев. Хм. Странное дело. Вроде и кабак средней руки, но квас тут отменный и на чистоту кружки особо сетовать не приходится. Впрочем, вполне возможно, что хозяин распознал в посетителе птицу другого полета и, так сказать, от греха подальше озаботился. Кабатчик априори должен разбираться в людях. Иначе по миру пойдет.
– Здравия, ваше благородие.
– И тебе поздорову, братец. Николай сказал тебе, кто я? – показывая половому, чтобы принес пива, поинтересовался Перфильев.
– Да он не больно-то откровенничал, но у меня память на лица хорошая. Видел вас на «Морже», – пояснил моряк.
– Ясно. Ну, раз уж подсел, значит разговор у нас сладится?
– Так спрашивайте, – с явным намеком, произнес моряк.
– Тебя как звать, братец?
– Дудкин я, Андрей Иванович, старший кочегар.
– А скажи-ка, Андрей Иванович, нанимался ли на Морозовском вот этот парень? – передвигая по столу рисованный портрет и пятирублевую банкноту, задал вопрос полицейский.
– Был такой. Борька, кочегаром у меня в смене, – не стал отнекиваться унтер, принимая от полового кружку с пивом. – Сказывал, что ему шестнадцать, да оно понятно, что врал. Суть совсем неразвитая, только-только оперился.
– А странностей за ним не замечал?
– Замечал, как не заметить. Он все свои надбавки в Разумность вогнал. А оно кочегару зачем? Ему в Силу да в Терпение вкладываться нужно, а он вона глупость какую сотворил.
– А что, с Силой и Терпением у него все так плохо?
– Тут врать не буду. Получше, чем у многих. Но оно ить лишним не будет, коли уголек бросать.
– Так, может, он выучиться хотел, а не стоять всю жизнь у топки?
– Это с его-то Разумностью? – хмыкнул Дудкин. – После двух вложений надбавок он едва в норму для ремесленного вошел бы. Но ить у него их четыре, значит запас был, вот и укрепился бы для начала, а там, глядишь, и специальность морскую получил бы. А так-то глупость одна. Чего мучиться на лопате, когда облегчить можно?
– А чем он увлекался?
– Да все больше в спортуголке пропадал да приемы борьбы учил. Мало ему было вахты с лопатой, еще и там себя изводил.
– С толком-то изводил?
– С толком, – был вынужден признать унтер.
– А странность какая за ним водилась?
– Доска у него была с собой крашеная да коробка с мелками.
– А для чего?
– Да он на ней всяко-разное писал. То словеса, то цифирь. При нем и книжки были. Глупость.
– Стоп. А чего это ты «были» да «был»? Его что же на корабле нет?
– Так ить он только один переход до Донбасса и отслужил. А там капитан выписал ему паспорт и отпустил с миром.
– Вот, значит, как. А на какое имя выписал?
– Так а откуда мне знать? Мне ить ни капитан, ни боцман не докладывает.
– А как его полностью звали, пока на «Морже» был?
– Рудаков Борис Петрович.
– Запиши мне, какова у него была Суть, – подвигая блокнот с карандашом и трехрублевкой, попросил полицейский.
Унтер ломаться не стал и просьбу выполнил. А отчего не выполнить? Ему с Борькой детей не крестить. Что же до капитана с боцманом, поди еще узнай, о чем Дудкин тут толковал с незнакомцами. Ну спрашивали всяко-разное – знать не знаю, ведать не ведаю, а за пиво благодарствуйте.
– Спасибо тебе, братец, – задумчиво произнес Перфильев, убирая блокнот.
Итак, беглец обзавелся документами. Причем, если судить по легкости, с которой Акулов выписал ему паспорт, он воспользовался старой хитростью вольных капитанов. Практически каждый из них имел по два комплекта печатей и штампов. Первый – выданный официально, в департаменте морских перевозок. Второй – нелегальный, очень похожий на первый, однако с мелкими, но явными отличиями.