Мы с Гуннаром и Рогнедой уже начали обсуждать возможность зимовки. Оставалось только добраться до более-менее пригодного места.
Опостылевшее белое безмолвие тундры, нарушаемое только скрипом снега под ногами и тяжелым дыханием уставших людей. И вдруг где-то на грани слышимости раздался собачий лай. Мы даже не сразу обратили на него внимание.
— Стой! Тихо! — скомандовала Рогнеда, уставшие люди тут же повалились в снег, — Собаки? — она недоверчиво посмотрела на меня, и когда снова послышался едва различимый лай, радостно улыбнулась, — Собаки!
— Что разлеглись⁈ К бою! — рявкнул Гуннар, яростно оглядев бойцов. Княжна непонимающе посмотрела на него, но, видимо вспомнив, что отряд один раз уже отбивался от стаи бродячих собак, нахмурилась. Я подошел к ней:
— Командуйте привал. Я пойду, посмотрю, что там за собаки.
— Может, парней отправим? — вмешался барон. Я лишь покачал головой. Если это опять дикая стая у разведки не будет шансов.
Идти было тяжело. Хорошо хоть теплой одеждой и обувью запасся еще в Кочках, спасибо Тихому. Как чувствовал, что до снега не управимся. Это еще нас Боги местные хранят… Впрочем, об этом я уже говорил. Правда, почему-то весь отряд считает, что и не Боги вовсе, а один конкретный Бог, которым почему-то назначили меня. Ну, да пусть себе, лишь бы проблем не создавали.
Лай становился громче. Потянуло дымком. И вот, забравшись на очередной холм, я увидел перед собой стойбище. Четыре чума рядком, нарты, неподалеку пасется довольно крупное стадо оленей. И собаки, которые давно уже унюхали чужака и сейчас с яростным рычанием неслись на меня. Правда, почувствовав мое давление, спустя мгновение, так же быстро, поскуливая, умчались обратно, где прижались к ногам трех вышедших из чума мужчин, которые настороженно вглядывались в мою сторону, сжимая в руках луки с уже наложенными на тетиву стрелами.
— Не стреляйте, — громко произнес я на словенском, поднимая руки, — Я пришел с миром.
Дошли! Они все же дошли! Сделали то, что до них считалось невозможным! Сколько смелых, отважных, подготовленных не в пример им сгинули в проклятых Заброшенных землях. А они сунулись в самую их глубину и вернулись! Ладно, пусть не в самую, но все равно туда, где до них не мог пройти никто! И все благодаря Федору. Или правильней все же Тюру? Кто же ты, господин Раевский? То, что ты не простолюдин понятно даже помешанной на сословных предрассудках Белозерская. Простолюдины не умеют так сражаться, командовать, разбираться в людях. Неделю он пробыл наедине с ершистым забиякой Буйносовым и необузданный княжич теперь едва не заглядывает парню в рот. И нет в этом никакого подобострастия или фанатичной веры, как у других гвардейцев, считающих Федора божеством. Лишь уважение воина к более сильному и опытному воину.
Рогнеда, прикусив губу, посмотрела на командующего отрядом парня. Ее отряд! Люди ее рода! Беспрекословно слушаются чужака, едва он посмотрит на них! Да что говорить о гвардейцах⁈ Сам барон! Непобедимый Железный Гуннар, до того, как поступить на службу к Бежецким, водивший вместе с отцом нынешнего Великого Князя ватаги ушкуйников аж до Средеца и Андрианополя, после чего эллины притихли на долгие десять лет, прислушивается к этому мальчишке! А она? Ей самой рядом с Федором легко и спокойно, как когда-то в детстве рядом с папой. Сильным, надежным, добрым.
Княжна вгляделась в лица остальных девушек.
Зоряна, стоит, прижавшись к ее плечу. По алым от мороза щекам сестры текут счастливые слезы. Она молодец! Род может гордиться ей! За все время путешествия Рогнеда не слышала от младшей ни одной жалобы, хотя было видно, как невыносимо тяжело девочке, привыкшей к роскоши и всеобщей любви. А ведь натерпелась Зорька. Потеря любимого дядьки, плен, подавитель, неизвестность, чудесное спасение и снова побег от врагов. И в конце тяжелейший переход через Заброшенные земли. И ведь не сломалась, не закрылась в себе, не потеряла присутствие духа, еще и помогала другим. Если бы не малышка, потери могли быть гораздо выше.
По лицу Натальи не понятно ничего. Умеет княжна себя держать в любой ситуации. Хотя, глаза выдают, предательски поблескивая от слез. Но в то же время не забывает изучающе поглядывать по сторонам, мотая на ус, кто как себя ведет из людей Бежецких, подруг, особо пристальное внимание уделяя Раевскому. Переманят парня к себе тихушники Лобановы, как пить дать, переманят. И ничего не сделаешь, силен нынче князь Юрий. Ну, да и Бежецкие не лыком шиты! Они еще поборются. Лишь бы папенька по горячности нрава дров не наломал. Федора силой не сломить. Только хуже будет!
Зато Аделька с Дашкой уже похоже взялись за парня! Вон как задницами крутят перед ним, глазками постреливая. Самое главное именно от этих двоих Рогнеда меньше всего ожидала подобного поведения. Нет, от взбалмошной Белозерской еще можно было ожидать чего-то такого, тем более, когда она окончательно решила для себя, что Раевский ей подходит по статусу. Но вот видеть обычно рассудительную и спокойную Аделину пытающейся заинтересовать собой парня, по меньшей мере, оказалось странно. Хотя, барон, кажется, не удивился, а он-то должен знать племянницу лучше. И более того, похоже, Гуннар одобряет такое поведение родственницы. Неужели и Адеркасы решили побороться за главный приз⁈ А ведь могут! Род древний, уважаемый, боевой. И не самый слабый.
До стойбища оленеводов оказалось не так уж и далеко. Хотя сам стан оптимизма не внушал. Четыре каких-то шалаша из шкур и их малорослые чумазые обитатели, гостеприимно щерящиеся чернозубыми ртами. Но это были люди! И у них была возможность связаться с Княжеством!
Старик Пуйне по-моему так и не поверил, что мы пришли с востока. По его мнению, там живут только злые духи — нгилеки и их слуги каясы — кровожадные оборотни. И если бы не священный олень Чутча, оберегающий народ хосавов, давно бы нечисть из Злых переделов расползлась по всему миру, погубив людей.
В благодарность за защиту хосавы, так себя называют люди, к которым мы попали, приглядывают за малыми детьми Чутчи — северными олешками. Все это поведал нам старый шаман и по совместительству глава рода Ерыседа с аппетитом уминая хорошо проваренное с травками мясо отпрыска легендарного Великого оленя. А до того мы с ним вдвоем с удовольствием отведали теплого, еще трепещущегося в руках сердца благородного животного. При этом мне показалось, что где-то неподалеку раздалось сдавленное многоголосое «буэээ». Но то, наверняка, нгилеки по лютой злобе своей хотели нам с Пуйне испортить аппетит. Это они напрасно! Нас таким не проймешь!
Ужинали в компании самых уважаемых людей стойбища. Самого вождя-шамана, двух его сыновей совершенно одинаковых на лицо — Панико и Папако и самого удачливого охотника рода с незатейливым именем Еля, который в прошлому году на охоте убил самого сэрварка — белого медведя. Учитывая то, что вооружен парень был лишь луком с костяными стрелами, копьем с таким же наконечником и плохоньким ножом, подвиг реально эпический. Услышав историю героической схватки, я сделал вид, что копаюсь в вещмешке, а сам выдернул из хранилища два отличных ножа из порошковой стали и вручил их Пуйне и Еля.
В общем, зря я это сделал. Еле отбился от ответного подарка в виде стада оленей, самой лучшей в окрестностях собачьей упряжки, шкуры того самого сэрварка и дочери Панико, котрый вместе с братом с алчной завистью глядел на клинки. Эти двое из ларца, мне кажется, за такие ножи готовы были отдать всех своих дочерей вместе с женами. Но сошлись мы на том, что возьму только медвежью шкуру, чтобы смотреть на нее в своем чуме долгими зимними вечерами и вспоминать с каким великим охотником и не менее великим шаманом знаком.