Поступил приказ трем подводным лодкам одновременно выйти в море. За десять минут до назначенного времени в порту Лориан завыла сирена воздушной тревоги. Подводные лодки осторожно вышли из бетонного укрытия. Уже не в первый раз именно к моменту их выхода неожиданно появлялись английские самолеты-торпедоносцы. Недавно погибла подводная лодка, оснащенная совершенно новым оборудованием. Британская разведка имела во Франции хорошо законспирированных агентов.
В последние дни на лодке Тиме не прекращалась работа. В ее трюм беспрерывно грузили продовольствие, топливо и боеприпасы. В этой сутолоке на голову боцмана Шварца свалился ящик. Он хотел подать рапорт на виновного, но Тиме бросил ему:
— Будьте же внимательнее! Что вы, спите на ходу?! У вас в голове только негры да плантации!
Вражеские самолеты долго кружились над побережьем Гавра и Локельта. К самим портам, которые прикрывали зенитные батареи, они не осмеливались подлетать.
У входа в порт подводные лодки поджидало переоборудованное под минный тральщик обычное торговое судно. На его палубе было установлено много зенитных орудий, и стволы их торчали во все стороны, как иглы у ежика. Вначале подводные лодки осторожно продвигались вперед, а миновав маяк Ла-Жюман, пошли полным ходом. Затем они выстроились в кильватерную колонну за тральщиком, чтобы пройти через узкий фарватер в минном поле. Через час пути побережье исчезло в дымке. Незадолго до наступления темноты тральщик повернул вправо и пропустил подводные лодки вперед. На прощание он дал им длинный семафорный сигнал. Вскоре подводные лодки стали расходиться по разным направлениям и связь между ними прекратилась.
Матрос Хельмут Коппельман сидел на корточках в трюме подводной лодки, испытывавшей легкую бортовую качку. Многочисленных ушибов и царапин он не чувствовал: этот день, 18 июля 1942 года, он считал самым счастливым днем в своей жизни.
Глава 6
СТРАННЫЙ РЕЙС
Хайнц Апельт лучше всех окончил курс в военно-морском училище зенитной артиллерии в городе Хузум. При распределении командир батареи сказал ему:
— Для вас есть особое назначение. Собственно говоря, оно предназначалось для обер-ефрейтора, но вы своей учебой заслужили право выбора.
Хайнц ликовал. Затраченные усилия вознаграждены. Это вполне справедливо: лучший слушатель курса получает лучшее назначение. Однако когда фельдфебель вручал ему предписание и проездные документы, юноша почувствовал себя обескураженным — его посылали во флотилию торпедных катеров в Киль, а Апельт рассчитывал, что его пошлют во Францию или в Норвегию. Но его оставляли на Балтийском море, где ничего особенного не происходило.
— В Киле вы долго не задержитесь: флотилию переведут в другое место, — утешил его фельдфебель. — А сейчас вам надо поторапливаться…
Куда ни обращался в Киле Апельт, все только плечами пожимали. Правда, один фельдфебель шепнул ему, что катера ушли в неизвестном направлении по строго секретному заданию. Наконец после многократных попыток Апельт все же выяснил, что флотилия отбыла в Брунсбюттель. Затем целых полдня ушло на то, чтобы выписать путевые документы и выпросить порцию обеда.
В Брунсбюттеле снова начались бесконечные расспросы, но никто не мог сказать ничего определенного.
— Я здесь уже два года не видел торпедных катеров, — сообщил приветливый офицер из комендатуры.
Окно его кабинета выходило в порт, где у пирса выстроилось целое соединение буксиров с гражданскими экипажами на борту. Хайнц решил вернуться в Киль и пожаловаться на то, что его отправили во флотилию, которой вообще не существует. Офицер посочувствовал молодому матросу, пообещал позвонить в Киль и навести справки. Охваченный гневом, Апельт вышел в приемную и стал ждать. Наконец офицер вызвал его к себе, усмехнулся и, подмигнув ему, сказал:
— Видите там буксиры? Они подбросят вас в Вильгельмсхафен.
Хайнц не понял, зачем ему следует отправляться на буксир, а еще более неприятной показалась ему ухмылка офицера. Но когда Апельт пришел к пирсу, буксиры уже отчалили, и ему снова предстояло изнуряющее ожидание в приемной. Обещания были малоутешительными. У Апельта от голода бурчало в желудке. После бесконечных объяснений интендант выдал ему немного засохшей колбасы и кусок черствого эрзац-хлеба.
Наконец вечером он сел в поезд и поехал в Вильгельмсхафен. Но там тоже никто ничего не слышал о торпедных катерах. Апельт попытался войти в порт, но его не пустили. Боцман у входа зашипел на него:
— Что, читать не умеешь? В твоих документах написано — Брунсбюттель! Торпедных катеров у нас и в помине не было. Тупой же ты, молокосос! Ну-ка, вон отсюда!
У следующего входа ему повезло: часовой не стал дотошно проверять документы и пустил Апельта в порт. Как изгнанник, он скитался вдоль пирса, спотыкался о рельсы, получал выговоры от офицеров, которых не мог приветствовать по всем правилам из-за висевшего за плечами тяжелого рюкзака.
Ничего утешительного для себя он в порту не нашел. Весь день снова прошел в безуспешном наведении справок. В довершение всего он попал в руки полевой жандармерии. Жандармы были твердо убеждены, что схватили иностранного агента, и недолго раздумывая, отправили Апельта под арест.
Лишь на следующее утро юноше устроили допрос. Он подробно рассказал о своих злоключениях в последние дни, но жандармы слушали его с недоверием и в конце допроса заявили, что тщательно проверят, соответствует ли все то, что сообщил им Апельт, действительности. Через два дня они получили подтверждение тому, что им сказал арестованный, однако не стали дружелюбнее: им приходилось отпускать пойманную рыбку в воду.
Пока Апельт находился под арестом, жандармы каждый раз вымещали на нем свое скверное настроение. А когда пришло время отпустить его, дежурный жандарм со злостью прорычал:
— Вот тебе твои документы! Провиант получишь позднее! — И сильным пинком выбросил матроса на улицу.
Скитания Апельта длились еще десять дней, прежде чем он поздним вечером добрался до указанного в путевых документах голландского портового города. У вокзала, в казарме вермахта, матросу предоставили ночлег. Но прежде чем пустить в помещение, фельдфебель спросил, нет ли у Апельта вшей, а затем, получив отрицательный ответ, указал на свободную койку во втором ярусе. Хайнц сразу же взобрался наверх и вскоре уже спал мертвым сном.
На следующее утро Апельт обнаружил, что рядом с ним разместился какой-то обер-ефрейтор с нашивками торпедиста — он, видимо, прибыл сюда ночью. Хайнц шепотом поведал ему, почему оказался здесь.
— Какое совпадение! — воскликнул обер-ефрейтор. — Я тоже ищу эту флотилию.
Апельт был вне себя от радости. Ему хотелось тотчас же направиться в порт, но обер-ефрейтор удержал его.
— Не спеши, малыш! Послушай меня, через два часа мы будем на месте. А сейчас давай позавтракаем.
Как само собой разумеющееся, он потребовал завтрак, и ему вскоре принесли еду. Хайнц только отметил про себя, что хотя он и служит уже пять месяцев, но военную жизнь изучил еще плохо.
Его новый приятель отличался удивительным спокойствием и уверенностью в себе. Апельту казалось, что обер-ефрейтор что-то знает и о флотилии катеров.
Вскоре оба моряка отправились в порт. Они шли не спеша по улицам очень опрятного и чистого города. Матросы миновали кинотеатр для военных, два кафе, которые были еще закрыты. Но Апельт не сожалел об этом, поскольку у него все равно не было денег: в спешке никто не позаботился о том, чтобы выплатить молодому человеку положенное денежное содержание.
В порту, как ни старался Апельт, он не обнаружил торпедных катеров. Вместо них у пирса стояли двухпалубные буксиры. Апельт очень удивился: ведь он уже видел эти суда в Брунсбюттеле.
Обер-ефрейтор снял с плеч рюкзак и направился прямо к буксирам. На пирсе он приветливо поздоровался с часовым, одетым в штатское. Апельт же остановился на почтительном расстоянии. Затем часовой кого-то позвал, и вскоре на палубе появился маленький коренастый человек. Он смерил внимательным взглядом обоих прибывших и, уперев руки в бока, зарычал на Апельта: