- Святая правда, есть такой беспоповский скит. Живал там - я ведь тоже беспоповец, только бегунского толка*. Сторона та гожая. Отселя верст, поди, девятьсот до скита будет. Дорогу я вам обскажу в подробностях, но прежде хотел бы потолковать очи на очи. - При этом схимник указал на Никодима и вышел из избы.
Отсутствовали они не очень долго. О чем беседовали - неведомо. Вернувшись, схимник принялся рисовать карту, давая по ходу подробные пояснения к ней.
- А сам скит-то где будет?
- Вот здесь, во впадине… Только нет к нему иного пути, акромя водного. Поторапливайтесь. Даже до прииска слух дошел, что как вода спадет, к вам карательный отряд из уезда вышлют.
Монах отвесил поясной поклон и со словами “Храни вас Бог, братушки” уехал обратно на Никодимовой лошади.
Покамест мужики мастерили лодки-дощанки, конопатили, смолили бока, крепили мачты, женщины паковали скарб, сшивали для парусов куски полотна, собирали провиант в дорогу. Лошадей и коров пустили под нож, а нарезанное тонкими ремнями мясо прокоптили, навялили в дорогу.
Как только проплыли крупные льдины, снесли приготовленное к реке. Дружно волоком подтянули к ней и суденышки.
Наконец все было готово к отплытию. Уже и бабы, с тепло одетой ребятней, собрались на покрытом галькой берегу.
Никодим с Маркелом покидали скит последними. Они окинули прощальным взором скит, горестно переглянулись: Эх, жаль предавать огню такое ухоженное хозяйство, но не оставлять же его христопродавцам! Запалили избы и скрылись в лесной чаще…
Дорога
Караван плоскодонок, подхваченный весенним половодьем, несся по стремнине реки. Волны, разбиваясь о дощаные борта, то и дело захлестывали лодки, орошали беглецов ледяными брызгами. Женщины и детвора от них зябко ежились, а мужики не обращали внимания: они едва успевали отталкиваться шестами от покатых глыб, норовящих своими мокрыми плешами опрокинуть утлые суденышки.
Позади постепенно разрасталось жуткое зарево с клубами черного дыма, поднимавшегося высоко в небо. Оглядываясь, время от времени на него, суровые скитники смущенно сморкались, иные не скрывали своих слез, а бабы и вовсе ревели как белуги: великих трудов и обильных потов стоило общине укорениться, обстроиться в этих диких местах.
Поутру, обгоняя караван, вдоль берега пронеслась белой метелицей, оглашая округу трубными криками, стая лебедей. Вслед ей ринулся холодный ветер: предвестник ненастья. По воде побежала кольчужная рябь. Отражения берегов покоробились, закачались. Вскоре зашептал частый, мелкий дождь. Река потемнела, нахмурилась. Мохнатые тучи, слившись в сплошную череду, беспрерывно сыпали студеную влагу на унылую пойму, рассеченную извивами реки. Временами дождь, словно очнувшись, начинал хлестать напропалую, ниспадая колышущимися завесами.
Все промокли и замерзли. Опасаясь за здоровье ребятни, Маркел распорядился причаливать к берегу и разбить на взгорке лагерь. Спешно соорудили из жердей шалаши, покрыли лапником и залегли в них в ожидании лучшей погоды. Прошло два дня, а дождь все лил и лил.
К вечеру третьего вода в реке стала прибывать особенно резко, на глазах раздвигая берега. Здешние реки в паводок представляют собой неукротимую стихию с бешенным, не предсказуемым норовом: вышедший из берегов поток в слепой ярости смывает на своем пути все подряд, громоздя на излучинах огромные завалы, перекрывающие основному стрежню прежнюю дорогу. Большой воде приходиться пробивать новое русло прямо через вековой лес, оставляя старому, забитому стволами ложу удел тихой и мелководной протоки, зарастающей со временем.
Лагерь находился на мысу, окаймленном длинным извивом реки и поросшим сплоченными рядами лиственниц. Кроме них на мысу, вдоль берега росли береза, рябина, шиповник. Казалось бы, здесь, на таком лесистом возвышении ничто не могло угрожать путникам. Каково же было их удивление, когда, проснувшись утром, обнаружили, что находятся на острове, со всех сторон окруженные водой: своенравная река за ночь промыла перешеек излучины и, укоротив свой путь к морю на пару верст, отрезала людей от берега новым полноводным руслом.
К счастью, дождь, медленно ослабевая, отшумел и удалился. Сквозь вороха туч ударили истомившиеся в заточении лучистые столбы. Лес, залитый желтым светом, загорелся празднично, весело.
Караван, не мешкая, покинул “свежеиспеченный” остров. Замутившаяся вода, грозно поблескивая золотистой чешуей, увлекла, понесла дощанки мимо вздрагивающих под напором воды подтопленных деревьев. Искусство кормчего теперь состояло лишь в том, чтобы не сойти с основной струи.