Беспрестанно собирая притоки, река раздавалась вширь. Да и местность изменилась. Горы расступились, смягчились их очертания. Появилась возможность поднять паруса. Хлебнув попутного ветра, они повлекли суденышки на север, мимо крупноствольных лесов, чередующихся разводьями унылых марей, покрытых пружинистыми мхами, куртинами низкорослой голубики и чахлыми лиственницами.
Сколь жалко выглядели эти сутулые деревца, вступившие в схватку с безжизненной заболоченной почвой: вершины засохшие, стволики хилые. Растут, бедные, заваливаясь в разные стороны, с трудом держась корнями за мягкую моховую подушку. Некоторые, словно собираясь купаться, вошли в воду и остановились. Иные уже упали, и только растопыренные веером корни высовываются из воды, как руки тонущих.
Встречались и обрывистые берега с льдистыми выходами вечной мерзлоты. Кое-где огромные куски дерна лохмотьями свисали прямо в воду .
Берега безлюдны. Только однажды раскольники увидели три коптящих небо остроконечных берестяных чума коренных обитателей Прибайкалья - эвенков. Чуткие глазастые собаки кочевников первыми высыпали на берег разношерстной стаей и дружным лаем подняли переполох в стойбище. Из чумов вышли пестро одетые круглолицые эвенкийки и детвора. Увидев белоснежный караван, они от изумления застыли, будто припаянные морозом.
Чтобы не заполучить лишних свидетелей, осторожные старообрядцы не стали останавливаться. На ночевку пристали далеко за полночь верст через семнадцать.
Шел двадцать третий день сплава, когда в речном просвете вновь замаячили острозубые гребни хребтов. Люди сразу оживились: из дорожных наставлений схимника следовало, что скоро сворачивать вправо в приток, вливающийся в основное русло сквозь узкое, словно прорубленное мечом, ущелье.
Все сошлось. К полудню следующего дня подплыли к островерхому камню, одиноко торчащему посреди реки. Сразу за ним завернули вправо и зашли в каменную теснину, начинающуюся “воротами” из громадных скал, похожих на лица каменных богатырей, грозно и угрюмо взирающих на незваных гостей. Саженей через семьсот стены теснины расступились, по берегам появились косы и отмели, но вскоре межгорная долина, сжимаемая горами, вновь сузилась.
Отсюда вверх по течению только на шестах можно было подниматься. Вот уж где попотеть пришлось! Мужиков выручала отработанная слаженность в движениях: все, кто стоял с шестом, одновременно и как можно сильней отталкивались от галечного дна. Лодка рывком, под надсадный крик людей, уходила вперед и за этот миг мужикам следовало без промедления вновь перебросить шесты вперед, почти под себя, и опять дружно, что есть мочи, отталкиваться.
Утром четвертого дня, с начала подъема, обогнули отвесный отрог, за которым речка разделялась на два рукава. Неукоснительно следуя дорожным наставлениям, “флотилия” дощанок вошла в более полноводный рукав, с прозрачной, изумрудистого отлива, водой.
По берегу, вдоль самой кромки воды, давя пеструю цветную гальку, навстречу им брел медведь. Заметив караван, подслеповатый зверь встал на задние лапы и, приложив переднюю козырьком к глазам, пытался разобрать, кто же вторгся в его владения. Сослепу приняв лодки, по-видимому, за плывущие коряги, он успокоился и продолжил прерванное занятие - ворочать валуны, слизывая с их влажных боков любимое лакомство - личинки ручейника. Следом показался второй косолапый. Тоже уставился на караван и для острастки заревел, объявляя: я, мол, тут хозяин.
Дальше на отмели стояла, нахохлившись и нацелив вниз клюв, цапля. Она подозрительно покосила желтым глазом и на всякий случай отлетела в глубь заводи, обрамленной деревьями с городищем гнезд, по три-четыре на каждом.
Лодки меж тем упрямо продвигались к громадам пепельных хребтов, изрезанных лабиринтами ущелий. В глубоких разломах и нишах виднелись белые отметины снега. Горная, неприступная страна! Все здесь было необычно. Дико, очень дико и голо кругом. На скалах выживали одни желто-серые лишайники.
Там, где русло прорезало нагорье, берега вздымались ввысь на сто пятьдесят-двести сажен и были так близки друг к другу, что солнце в эти каменные теснины заглядывало лишь в полдень. В эти часы на речных бурунах, высоко подпрыгивая, метались слепящие блики. Береговые стены изрисованы ломаными слоями пород: то светлых, то темно-желтых, то красных. Перед путниками как бы раскрывалась своеобразная летопись, запечатлевшая несчетное число лет жизни на земле, но люди не задумывались об этом и видели просто теснину, через которую надо побыстрее пройти.