У тебя, огражденного и ограниченного, ничего не спрашивали. Тебя, отмалчивающегося и отмаливающегося, отдавали в жертву грядущему созиданию и будущему процветанию: опоре отрадного обновления. Ты ел осоку с опилками и пил оранжевую от окиси воду; тебя окунали по горло в навозную жижу обновляющейся жизни. Ты, ободранный и оборванный, обливался потом в обваливающихся шахтах и обгорал у обжигающих печей. Тебя окружали обшныры, обступали обыскиватели, отслеживали и обрабатывали оглядатаи; тебя обвиняли как оголтелого опрокидня и осуждали на отшиб. И не было силы в объятиях твоих, проклят ты был в обществе и в одиночестве, а отпрыски твои на общих основаниях обретались обездоленные по бескрайним просторам отчизны.
Они объявляли: отечество в опасности. Они орали как озверелые. Без обиняков и околичностей оглашали общенародную облаву и общегосударственный отлов; оплачивали орды огломызд-осведомителей для участия в общенациональном омнициде. Они, окольничие и окружные, огульно обвиняли и облыжно осуждали. От твоего имени они, охолуенные, обыскивали, осматривали и ощупывали; оглашали ордера и описи, отождествляя отдельных особей и целые организации с отродьем и охвостьем общества. Врагов народа с семьями отлавливали и отстреливали; друзей врагов народа с семьями обкладывали и отлучали. Они не щадили никого: ни одряхлевших старцев на одре, ни орущих младенцев под оберегами, ни отощавших и оплакиваемых в утробах. Они заставляли детей отрекаться от родителей, а родителей отказываться от детей. Они объедались, обжирались, обпивались. Они жирнели пальцами и тучнели выей. И темя волосатое их косневело в беззакониях.
У тебя, огражденного и ограниченного, ничего не спрашивали. Тебя, отмалчивающегося и отмаливающегося, отдавали на откуп будущей законности и грядущему счастью. Тебя, образованного оппонента и осведомленного оппозиционера, заставляли оговаривать и очернять. Тебя окружали обшныры, обступали обыскиватели, отслеживали и обрабатывали опытные опросчики; охмуряли и облапошивали; обвиняли как оголтелого отщепенца и осуждали на отшиб. Тебя, жертву оргии и ордалии, арестовывали утром, днем, вечером и ночью; тебе наобум определяли особую литеру; тебя в ошейнике и оковах везли в отдельных воронках и общих теплушках. Тебя без права обжалования, опротестования и описания отсылали из околотков на отпилку, отвалку и отгрузку, на отвод каналов и отрыв котлованов для будущих дворцов и грядущих садов. Тебе под гром оваций отбивали органы и охоту жить; тебя на фоне оймяконских останцев отстреливали без суда и следствия по всей строгости закона военного времени. Ты, обнаженный и опустошенный, лежал на обындевелых лагах у параши; над тобой измывались орки-урки; ты озирался озадаченно и отчаивался очумленно. Ты ел овсюг с олиготрофной омелой и пил обуревшую от октана воду. Ты не был уверен ни в ощущениях своих, ни в образе своем, а отпрыски твои и отпрыски твоих отпрысков на общих основаниях обучались петь оды и осанны вождю как отцу родному в детских домах имени вождя на необъятных просторах отчизны.
Они объявляли: отечество в опасности. Они орали как осатанелые. Они оглашали оккупацию. Они, особо откомандированные, не скупились ни на обеты, ни на обещания. Они объединяли в общесоюзное ополчение, призывали дать отпор и отважно обороняться до последней обоймы. А сами, озаренные и не оглядывающиеся, опрометью отступали. Они отправляли отряды босых и безоружных окопников на огнеметы оккупантов, отсылали обозы под обстрел и в окружение, а сами без оглядки отходили. Организовывали всех и не щадили никого, ни облыселых остарков, ни осиротелых отроков. Определяли без обиняков и отмеряли без околичностей. А сами объедались, обжирались, обпивались. Они жирнели пальцами и тучнели выей. И темя волосатое их косневело в беззакониях.
У тебя, огражденного и ограниченного, ничего не спрашивали. Они определяли тебя освободителем и отдавали в жертву грядущей победе и будущей славе. Тебя отправляли на передовую как пушечный огузок и окорок, а сзади обставляли заградительными отрядами; тебя, одножильного и одномерного, обстреливали с двух, трех, пяти сторон, спереди, сзади, сверху, снизу, отовсюду, тебя пускали в расход без суда и следствия по всей строгости закона военного времени. Тебя отправляли на верную смерть или в неверный плен, а встречали организованно: тебя окружали обшныры, обступали обыскиватели, отслеживали и обрабатывали оглядатаи; тебя обвиняли как оголтелого отступника и осуждали на отшиб. Обрывали ордена и отличия, отправляли в тыл как обвиняемого, отсылали без права обжалования, опротестования и отписки на лесоповал, рытье каналов и котлованов в отдаленные края угрюмой мысли. Тебя, обесчещенного и обесславленного, отождествляли с отбросами и отходами общества. Ты ел отаву и осоту, ты пил орнитозную воду. Ты трепетал сердцем, истаивал очами и изнывал душой. Ты, окровавленный и обескровленный, отмахивал по бездорожью, обмерзал в окопах, обретался у параши, а отпрыски твои и отпрыски твоих отпрысков обучали других отпрысков петь оды и осанны вождю на необъятных просторах отчизны.