Бибиков и сам мог бы в это утро оказаться в полицейском участке. Вот только он думал вовсе о грустном.
“А ведь они умрут. Определенно не переживут всего этого. Они находятся в группе риска. Пожилые люди с сопутствующими заболеваниями”. – скорбно помышлял Бибиков. “И кто виноват? Во всем их вера виновна. Хотели мученические венцы. Так вот, получайте, можете не расписываться. Но для чего желать мученичества, когда мы все мученики! Мы рождаемся и мучимся. Будучи детьми, мы ощущаем себя бессмертными, если кончено, мы наделены отменным здоровьем. А потом? А затем наступает другой возраст, более осознанный возраст. И начинаются боли, болезни, страдания. Разумный человек понимает, что болеть и страдать это плохо, это мешает жизни. Поэтому и создаются лекарства, обезболивания. Мы боремся со страданиями. Но продолжаем страдать. И как же быть? Чтобы не страдать, надо не рождаться. Но моего желания никто не спрашивал. Да и без рождения человечество утратит смысл. Человечество не бессмертно, ему нужно постоянное обновление. Тогда для чего мы здесь? Чтобы радоваться и страдать. Но не хочется страдать, а хочется только счастья. Кто всё это устроил? Бог ли? Природа ли, вселенная с законами физики? Неважно кто, так как они всё время придумывают всё новые методы нашего уничтожения. Подобно сему вредителей травят пестицидами, а нас травят вирусами”. – думал Бибиков. – “Но умереть и сдаться это слишком легко. Я буду жить. Я буду жить ради протеста богу или природе. Сколько человечество претерпело страданий. Немыслимо сколько. Но вопреки всему мы не разучились любить. Мы, влюбленные идиоты, продолжаем любить друг друга или любить только себя. Неверов не прав. В нас есть нравственная закономерность или гены нравственности. Не будь в нас нравственности, то мы бы уже давно поубивали друг друга. Но нравственность сохраняет наши жизни, даже перед лицом страшной опасности умереть от вируса. Но так только я думаю. А в верующих людях разве нет нравственности, о которой они столь часто говорят? Их отличие от других состоит в том, что они свою нравственность отправляют в мир иной. Там, дескать, нравственность, а тут только грех и страдания. Они мечтают о загробной жизни. Отсюда и возникает их пренебрежение к жизни. Они помышляют так: война так война, болезнь так болезнь. Они соглашаются. Смиряются. В них нет протеста. В них сплошные противоречия. Они говорят, что аборт – это убийство, но при этом благословляют на убийство на войне и освящают оружие. Будто одних жалко, а других нет. Да и своих-то им не жалко, что ж умирайте, женщины еще нарожают. И вот сейчас тысячи людей умирают. Страдают. Будь проклято всякое страдание”. – заключил Бибиков уже идя к хорошо знакомому ему дому. Он не заметил, как уже поднялся на лифте на седьмой этаж. Достал из кармана ключ и отпер им входную дверь квартиры, где недавно проживали его родители. Внутри его встретила тишина в обнимку с пустотой.
“Своеобразно нынче хоронят мертвецов, болевших этим новым вирусом. Люди в защитных костюмах закапывают мешки с телами, тогда, как родственники стоят поодаль, на расстоянии. Никаких поминок, отпеваний. Ничего не будет. Скромность. Жили скромно, и…” – подумал Бибиков стоя в коридоре, и он почувствовал, как по его щекам скользнули слезы. Хотя при других обстоятельствах ему стоило бы радоваться тому, что вот, наконец-то у него имеется своя квартира. Он теперь свободен. Свободен от родителей. Свободен от начальства. Но какова сталась цена свободы? Самая высокая.
Бибиков, разувшись, прошел в комнату, сплошь увешанную иконами. Здесь всюду расставлены образки побольше, поменьше.
“А ведь бог, которому вы столь истово молились, вас-то и убил. Вы возносили ему хвалу и благодарности, а он в ответ послал вам страдания. В нас ли первородный грех? Может он в нем, в боге?”
Бибиков сел на скрипучий обшарпанный стул и перестал плакать. Он начал сердиться. Он стал пуще распалять себя воспоминаниями о том военном храме, который ему довелось воочию лицезреть. В нем начали вспыхивать дерзкие мысли.
“Склеп духовных скреп. Нет, это не храм, это вся страна, нет, больше, это весь мир, охваченный болезнями и войнами. Культ смерти объял хладные чертоги мирозданья”.