— Не беспокойся, они все объявятся к двум часам. Обещаю.
Она снова улыбается, на этот раз не разжимая губ. В ней еще угадываются остатки женской прелести, которая была так безжалостно растоптана здесь, в просторном подвале с высоким сводчатым потолком. Если не обращать внимания на жестяную печь и лежбища по стенам, можно подумать, что мы в подвале замка. Если еще закрыть глаза на ржавые трубы под потолком, разбросанное по полу тряпье и электрическую лампочку, свисающую на корявом проводе… В качестве приятного дополнения не мешало бы еще убрать характерный запах. Однако это не принципиальная разница. Все равно подвал сыграл свою важную роль, и я ему бесконечно благодарен. Ведь сюда, а ни куда-нибудь в кафе или торговый центр я забился той морозной ночью, когда внезапно осознал свое существование в новой реальности. Что было до этого? Черный провал, где порой вспыхивали и рассыпались по глухому полю цветные искры, оставляя меня в абсолютной неопределенности.
****
Напряженное ожидание уже стало привычным. Тикающий на табуретке будильник с разбитым стеклом показывает без четверти два. Подвал в нашем полном распоряжении — его постоянным обитателям я заранее внушил мысль, что раньше ночи здесь появляться опасно. Это было проще простого, ведь человеческие существа, насквозь пропитанные суррогатами алкоголя, легко поддаются внушению. Только я и фея… Ждем…
Со двора доносится звонкое тявканье, видно, щенок заплутал между одинаково обшарпанными домами-близнецами. Тявканье приближается, потом на ведущей в подвал лестнице раздаются осторожные шаркающие шаги и постукивание щенячьих коготков. Мы с феей притаились, так что отчетливо слышим каждый посторонний звук.
Это не щенок, скорее взрослая собачонка, только очень мелкая, на тонких дрожащих лапах, покрытая завитками светло-бежевой шерсти. Она первой показывается на ступеньках, пытливо смотрит на фею блестящими черными глазами, которые кажутся огромными на крошечной мордахе. Забавный экземпляр. Да они вообще забавные, эти мелкие шавки, не похожие на нормальных собак.
От ошейника вверх поднимается тонкий поводок. На ступеньках, которые видны с моего места, появляются ноги в старых кожаных сапогах, полы бордового драпового пальто, коричневая сумка. А вот и вся хозяйка шавки наконец-то спустилась вниз. Долго же преодолевала путь в двенадцать ступенек…
Старуха. Не настолько глубокая, чтобы пребывать в маразме и в любой момент готовиться отчалить на кладбище, но старуха. Тем не менее, добралась сюда быстрее остальных, даже раньше назначенного срока. Вязаный берет, увядшее лицо, острый подбородок, бородавка возле носа…
— Так вы тоже из Аверхальма?! — восклицает она до неприличия молодым голосом.
— Да… вы угадали, — отвечает фея, голосом, напоминающим шуршание оберточной бумаги, шорох опавших… и так далее.
— Какая радость! Я уж думала, что в этом городе нет никого… близкого. А когда вчера днем почувствовала призыв, услышала произнесенные где-то внутри моей головы адрес и время… Сразу поняла — это верный путь. Вы ведь мне поможете?!
Блеклые старушечьи глаза умоляюще смотрят на фею — тоже изрядно поблекшую, но выглядящую значительно моложе, лет на тридцать или тридцать с хвостом или сорок с хвостиком. Впрочем, как уж может выглядеть многолетняя обитательница подвала и верная подруга бомжа…
Шавка поднимает голову и заливисто лает, дальше лай переходит в угрожающее рычание. Смешно. Она смотрит прямо на меня. Неужели заметила? Хотя ничего удивительного.
— Люси, что случилось? — спрашивает хозяйка.
Люси не реагирует на слова, прижимает уши, продолжает рычать. Значит, действительно увидела или почуяла. Фея торопливым шепотом поясняет:
— Там… тоже житель Аверхальма. Только он почти невидим. Существует в виде сгустка воздуха, понимаете? Именно он пригласил вас сюда.
Старуха поспешно притягивает Люси к себе:
— Перестань сейчас же! Не смей!
Впрочем, Люси и сама уже угомонилась. Поняла, что для нее и хозяйки я опасности не представляю. Вполне мирно тявкнув напоследок, принимается обследовать помещение, насколько позволяет натянутый поводок. Потом сворачивается пушистым клубком у ног владелицы.
— Она принадлежала прежней владелице моего нынешнего тела, — негромко говорит старуха. — В первые дни Люси и на меня рычала, но скоро признала.