Уточнить не уточнила, потому что Инесса Карповна говорила, не давая вставить слово.
— …но есть же рамки, границы, правила приличия, наконец! Порция гречневой каши не может равняться трем столовым ложкам! Масло нельзя нарезать так же тонко, как салями! Суп можно недолить немного, но разбавлять его водой из-под крана, некипяченой водой, это уже перебор! Это уже за границами добра и зла! Это уже недоступно моему пониманию! Эта мерзавка уносит домой чуть ли не половину еды…
— Зачем? — вырвалось у Жени.
— Семья у нее, видите ли, большая, и все есть хотят! А кто не хочет?! Может, больные в гинекологии не хотят?! Елене Олеговне уже жаловались на недоедание несколько женщин! Одна даже жалобу собиралась писать, еле удалось ее успокоить! Как вам это? В двадцать первом веке, в центре Москвы, да еще где — в институте имени Склифософского…
Жене захотелось встать по стойке «смирно», но она переборола соблазн.
— …голодают люди! Больные люди! Обирать больных, как это мерзко! Что бы сказал граф Шереметев?! Да он бы такую тварь велел бы тащить на конюшню и засечь до смерти…
«А почему челядь секли на конюшнях? — задумалась вдруг Женя. — Просторно, места больше? Или чтоб подальше от барских ушей? Почему не в погребе каком-нибудь, не в сарае, а именно на конюшне? А вроде бы не только на конюшне, в бане еще секли…»
— …К сожалению, наше трудовое законодательство слишком гуманно! — свирепствовала Инесса Карповна. — Выговоры и лишения премий на таких, с позволения сказать, личностей не действуют, они воруют больше любой премии, а запись в трудовой книжке давно никого не пугает! Купит новую трудовую в подземном переходе, уже с печатями, а может, и со старой в другую больницу возьмут! Дожили, а?! Врача-трансплантолога[3] найти легче, чем буфетчицу! Боже мой! Боже! Куда мы катимся?!
Прижав пальцы обеих рук к вискам, Инесса Карповна изобразила погружение в мрачные думы. Женя молча сидела на стуле, понимая, что нельзя, просто неуместно заговорить в такую минуту. То была не просто минута, а минута скорбного молчания.
— Впрочем, дерьма хватало и в годы моей юности, — призналась Инесса Карповна, отнимая руки от висков. — О природе человеческой еще древние авторы писали без особого восторга. Значит так, Евгения Александровна, с буфетчицей Панячкиной надо кончать. В смысле окончательного, бесповоротного и безоговорочного увольнения. Прямо завтра, в обед. Придете, поймаете ее с поличным на раздаче неполных порций, задокументируете грязь в буфете и оформите все должным образом. Антисанитария, к вашему сведению, Евгения Александровна, в сто раз опаснее воровства, потому что антисанитария приводит к вспышкам желудочно-кишечных инфекций, а то и к эпидемиям! Учтите это, пожалуйста!
— Учту, — пообещала Женя, — только хватит ли мне опыта…
— Санитарными вопросами займется главная медсестра, — успокоила Инесса Карповна, — ваше дело — проследить за тем, чтобы правильно оформили акты и вообще — засвидетельствовать. В таких делах чем больше народу участвует, тем лучше. Однако целой дивизией приходить ради одной воровки тоже незачем. Четырех человек вполне достаточно. Местная администрация, верховная администрация и представитель отдела кадров. Заместитель директора института по общим вопросам там совсем ни к чему.
— А кого ходит увольнять заместитель директора по общим вопросам? — поинтересовалась дотошная Женя.
— Он не ходит, а вызывает к себе, — Инесса Карповна слегка нахмурилась, давая понять, что не стоит отвлекаться от главной темы. — С инструкцией по организации лечебного питания еще, наверно, не было случая ознакомиться?
— Нет.
— Попросите у Раисы Андреевны. Главное, на что вам следует обратить внимание, — это соответствие раздаваемых и документированных порций. Есть такой документ — сводное семидневное меню, недельная, так сказать, программа пищеблока. В нем указывается выход всех блюд, то есть — их вес и выход буфетных продуктов, выдаваемых на руки. Хлеб тоже взвесьте, его тоже недодают. Если крадешь масло, то надо украсть и то, на что его мазать, не так ли?
Женя улыбнулась, давая понять, что по достоинству оценила шутку.
— Если она откажется подписывать акт — делайте запись об этом и не забудьте расписаться под ней всей комиссией. И попрошу без эмоций, как бы она вас там ни провоцировала. Елену Олеговну в последний раз чуть до слез не довела…
Весь вечер Женя готовилась к завтрашнему дню. Репетировала перед зеркалом строгое лицо, перечитывала нужные места из Трудового кодекса, вызубрила инструкцию по организации лечебного питания. Трусить не трусила, чего там трусить, но, по вечному своему обыкновению, волновалась. Врожденный перфекционизм не давал покоя.