Чем бы ни кончилось мое плавание, я знал: это были великие минуты в моей жизни. Позади многие годы подготовки: физической, моральной, материальной… — и вот теперь я сдавал экзамен. На этом экзамене была не 5-ти балльная система, а только двухбалльная: «сдал» или «не сдал». Для лучшей сдачи экзамена нужно было, чтобы ночь длилась дольше, а мой усталый организм жаждал утра и солнца.
В этой борьбе эмоционального и рационального прошло порядочно времени и когда я в очередной раз поднял голову из воды, чтобы взглянуть на восток, то обнаружил, что он порозовел.
Рассвет наступил быстро. Из-за горизонта упруго, как мяч, выскочило солнце. Будучи моряком, я много раз видел восход солнца на море, но такого восхода я никогда в жизни не наблюдал. Видимо, не малую роль играла необычность моей наблюдательной позиции. Заметив и запомнив все это (у меня в рюкзаке была чистая тетрадь и я собирался записать все при первой же возможности), я оглянулся назад.
Первое, что я увидел, это то, что до берега было очень далеко, так далеко, что никакие приборы не могли бы меня обнаружить. А второе — был пограничный катер, который на полной скорости шел прямо на меня. Я быстро убрал голову под воду и замер, еле двигая руками и ногами. Когда через несколько минут я снова поднял ее, то увидел, что катер повернул в сторону Феодосии и вез усталых пограничников домой, спать.
«Проспали меня, а теперь опять — спать!» — подумал я игриво и стал размышлять над тем, что делать дальше. Появилось желание залезть в лодку. Меня охватило обманчивое чувство безопасности. Этому способствовало прекрасное летнее утро, штиль на море и мирное голубое небо, без единого облачка.
Я подтянул к себе рюкзак и снял маску и трубку. На буксирной веревке по-прежнему, как я бросил его вчера, висел матрац.
Глава 16. Снова арест
Матрац мне очень пригодился. Без него я даже не знаю как бы стал надувать лодку. А так все получилось очень просто: сперва я надул матрац, держась за рюкзак, как за буй, потом — взобрался на него и лег. Сразу же у меня свело правую ногу. «Теперь пусть себе!» — усмехнулся я и начал массировать икру. Когда отпустило, я подтянул к себе рюкзак, развязал его, и не вытаскивая лодки, достал только насос. Насосом я поддул воздуха в лодку, нажимая его вручную, и от этого лодка высунулась из рюкзака. «Как бы рангоут не утянул на дно мой рюкзак после того, как я выну из него лодку?» — забеспокоился я.
Но все складывалось уж очень благоприятно для меня! Когда я с большими усилиями вытащил полунадутую лодку из рюкзака, то он не пошел на дно: в резиновых мешках и презервативах еще было достаточно воздуха, чтобы удержаться на поверхности.
Снова завязав рюкзак, я оставил его плавать, а сам занялся лодкой. Лежа на матраце надувать лодку трудно, да я и устал порядочно за 15 часов плавания, однако, надул. Не торопясь, я перебрался с матраца в лодку и ощутил полное блаженство. Уж что-то очень я был уверен в своей безопасности! Правда, берег был далеко: ни Коктебеля, ни Крымского Приморья видно не было. Открывалась большая перспектива: был виден крымский берег от Солнечной Долины до Феодосии. В Феодосии крошечными точками намечались многоэтажные дома. Море было тихим и пустынным. Хотя солнце недавно взошло, но его жаркие лучи уже приятно согревали мое тело. Все было так мирно и так безоблачно! Я подтянул к себе рюкзак и отвесно спускающийся в глубину рангоут и такелаж. И то и другое набрали много воды и стали очень тяжелыми. Я еле-еле перебросил их через борт в свою лодку, зачерпнув заодно и морской воды.
«Теперь надо поесть!» — подумал я. Вместо того, чтобы вставить в уключины весла и сколько сил хватит плыть на веслах от берега, я стал есть. Положительно, все вокруг было таким мирным, что заставляло думать, что я — на пляже в Коктебеле или на рыбалке на Розовой Даче. Я достал банку сгущенных сливок и консервный нож. Подумал: «Первый раз в жизни купил сгущенные сливки! В предыдущей жизни они были мне не по карману». Открыл банку и стал есть ложкой, с печеньем. Когда съел пол банки, то отложил в сторону и подумал: «Все-таки пора двигаться! Но как лучше: на веслах или под парусом?»
Появился очень слабый ветерок. Чтобы узнать, в какую сторону ветер гонит мою лодку, я плюнул на воду и стал наблюдать. Оказалось, что ветер гнал лодку в сторону открытого моря. Но принять окончательное решение я не успел. Вдали послышался треск мотора моторной лодки. Я оглянулся и увидел моторку, идущую в моем направлении со стороны Феодосии. Надо было что-то предпринимать. Я увидел свой матрац, воздух из которого еще не успел спустить. Быстро схватив матрац, я закрылся им, растянувшись во весь рост на дне лодки. В лодке было много воды и она сидела глубоко.
Если бы в тот момент на море был хотя бы небольшой шторм — мою лодку могли не заметить. К несчастью, никакого волнения на море не было. Я лежал на дне и молил Бога: «Господи! Да будет воля Твоя! Господи! Сделай так, чтобы меня не заметили!» В Священном Писании написано, что если с верой в Бога приказать горе сдвинуться, — она сдвинется. Но вера моя, хоть и глубокая, но не совершенная. И гора не сдвинулась: я не сделался невидимым.
Когда шум моторной лодки, пройдя через максимум, стал убывать, я услышал в противоположном направлении другой, более мощный звук, приближавшийся ко мне. Я выглянул из-под матраца и увидел, что, во-первых, моторка сделала зигзаг (след зигзага был еще виден в воде), чтобы не столкнуться с моей лодкой, а, во-вторых, прямо на меня с большой скоростью со стороны Судака шел военный корабль. Все это было необычно и неожиданно. Ведь, я выбрал этот район для побега именно потому, что здесь находился торпедный полигон и потому весь район был запретным для плавания всех судов.
И, вдруг, в этот день оказалось такое движение!
Я снова нырнул под матрац. Через несколько мгновений я услышал шум подошедшего ко мне корабля, а потом, голоса:
— Какая хорошая лодочка!
Посмотрите! Там, кажется, кто-то есть! Я скинул с себя матрац и сел в лодке. Передо мной стоял военный корабль, по величине и форме немного похожий на американский тральщик «AM», какие СССР получал по ленд-лизу. На мостике я увидел мичмана и капитана 3 ранга.
— Что вы делаете в лодке?
— Плыву, — ответил я.
— Куда?
— Куда-нибудь подальше: в Турцию или Румынию, — машинально ответил я.
— Переходите к нам на борт! — скомандовал офицер.
Я сделал несколько гребков руками и подвел лодку к низкой корме торпед о лова (теперь я догадался, что это был торпед о лов с торпедного полигона). Однако, когда я хотел перейти на борт, меня удержала буксирная веревка, которую я все еще не отвязал от себя. Я достал из кармана моей шерстяной рубашки ножик и перерезал веревку. Затем вступил на борт. Матросы втащили туда же лодку. Корабль резко развернулся и пошел к берегу. Я впервые посмотрел на свои часы. Было 7 часов 18 минут утра 12-го июля 1967 года.
— У вас есть какой-нибудь документ? — подошел ко мне капитан 3-го ранга.
Я снова полез в карман и достал оттуда военный билет. Я разорвал и выбросил в море презерватив, в который он был завернут и подал билет офицеру.
— На каком расстоянии от берега я находился? — спросил я его.
— 5,5 миль, — ответил офицер, взял мой военный билет и куда-то ушел. (Потом я узнал, что он делал запись в вахтенный журнал, что явилось основанием для получения за мою «поимку» премии в 600 рублей).
В первые минуты я хотел выбросить за борт что-нибудь из моих вещей, но это не имело смысла: все пакеты были в резиновых мешках, имели внутри воздух и были непотопляемы. А на то, чтобы сперва найти компрометирующие документы, а потом разорвать резину, в которую они были завернуты, я не имел времени. Сзади меня, наполовину скрытый в люке, стоял матрос и наблюдал за мной. Пришлось эту идею отставить.
Потом мне пришла мысль прыгнуть за борт. «Ну, и что будет? — тотчас возник вопрос. — Корабль развернется и выловит меня. А если прыгнуть так, чтобы попасть под винты?..»
Но к этому надо быть готовым заранее. Я готов не был. Один из героев Достоевского сказал, что лучше жить «на краю пропасти, на узком и маленьком мыске, в полной темноте, и так всю жизнь… чем смерть».