София Серебрянская
Склонность к «Венере»
Ожидание
В тот день Атрей влюбился – как ему показалось, окончательно и бесповоротно. Всё враньё, мол, в двенадцать лет нельзя влюбиться по-настоящему – он-то знал, что взрослые только и горазды считать всех, кто младше, ни к чему не способными детьми. А он уже мог любоваться на свой объект обожания – совсем по-взрослому.
Звали избранный «объект» весьма затейливо – Галатея. Кто-то мог бы счесть эту девушку странной: она коротко стриглась, красила волосы в пронзительно-рыжий цвет и мечтала о собственном мотоцикле. А ещё она мечтала заработать как можно больше денег, чтобы хватало на всё, на что только упадёт взгляд. Она была старше и уже училась в другой школе, для тех, кто уже прошёл тест на самоопределение. В этом-то тесте, который ещё только предстоял Атрею через пару дней, и крылась главная загвоздка.
Галатея была Марсом.
Вроде бы никакой трагедии в том не было, в конце концов, это же вам не старые книжки о трагической любви и смерти, которыми их постоянно пичкали в школе. Да только вот психологи, которые регулярно прибегали на занятия и начинали одинаково размахивать руками – иногда Атрей вообще сомневался, что это не один и тот же лысоватый тощий дядька , – в один голос твердили: гармоничным и удачным можно считать лишь союз Марса и Венеры.
Атрей знал, что в тесте нет ничего страшного: никаких каверзных вопросов, как на контрольных, и прочих пугающих вещей там не было. Да и психологи в основном не проводили дополнительных проверок: им хватало и того, что могли ответить дети.
Да, пока что трагедии не было, но скоро она могла возникнуть. Атрей сидел, привалившись спиной к стене, и напряжённо думал. Мысли прибегали в основном не по-детски драматичные и грустные: вот он заговорит с Галатеей, та спросит, как он ориентирован… А ему придётся сказать, что он ещё не прошёл тест. И тогда она будет смеяться. Или вовсе не станет говорить с младшим мальчишкой.
В старых книжках, которые «страдалец» для пущей осведомлённости в таком загадочном предмете, как любовь, тщательно проинспектировал, писалось: чтобы завоевать девушку, нужен подвиг. Но как завоёвывать девушку-Марса, доминантную во всех отношениях личность?! Вряд ли её порадуют какие-то там её портреты, признания в любви, написанные на асфальте, чем там ещё обычно страдают романтические герои? Атрей вздохнул.
А грустные мысли не прекращались, становились ещё печальнее: вот сейчас он в подвешенном состоянии, пусть и может предполагать, кем его назовут после этого теста. Но ведь тест уже завтра, и завтра же его дальнейшая судьба будет предопределена. Марс – средняя школа, затем старшая, затем – престижная работа и, возможно, где-то между всем этим – место для какой-нибудь одной Венеры. Если он попытается войти в контакт с таким же Марсом, его, чего доброго, примут за дурака; два лидера никогда не могут ужиться вместе – так говорили психологи. Они же твердили, что в союзе двух Венер также нет прочности и долговечности: ни одна Венера не может заработать достаточно, чтобы обеспечить семью, да и не в этом их предназначение. Венеры чисто психологически желают лишь иметь семью, детей, любящего супруга или супругу… К тому же, Венеры по природе своей неинициативны: ну никак им не сойтись! Будут вздыхать, намекать, но первый шаг не сделает ни одна.
Атрей снова вздохнул: взрослые мысли оказались совсем не весёлыми. Его-то наверняка назовут Марсом – это точно. И что тогда? При знакомстве с Галатеей – а до того он видел старшую девочку лишь издалека, да пару раз здоровался при встрече – он скажет о своём ориентировании. И… всё. Его автоматически переведут в разряд вечных друзей. Тьфу ты!
Мальчишка откинулся назад и стукнулся затылком о стену. Ладно, что толку думать обо всякой ерунде! Нужно себя нормально вести, в конце концов. Подойти к Галатее, и всё ей сказать. Только вот все возможные линии поведения разбивались о простейшую и, казалось бы, совершенно не интересную вещь: Марс он или Венера? Как представиться? Что сказать этой сильной и взрослой девушке, чтобы она не послала младшего мальчишку в первые же минуты после знакомства?!
Марсу никогда не стать любимым. Вот у Венеры есть шанс. Если бы его определили как Венеру…
Неожиданная мысль заставила мальчишку вздрогнуть. В книжках писалось, что во имя любви нужно совершить какой-нибудь подвиг. Что такое подвиг в нынешних, а не средневековых реалиях, он представлял себе плохо. Если бы двенадцатилетнего страдальца попросили дать подвигу определение, Атрей выдал бы что-то вроде: «Надо пожертвовать чем-то, что было тебе дорого, чтобы любимому человеку было хорошо, даже если тебе самому будет ой как плохо». Раньше-то как-то проще было: в прошлом рыцари драконов убивали, земли там завоёвывали, а ему чего делать? Драконы давно кончились, чтоб что-то завоевать – вырасти надо, а Галатея тем временем себе какую-нибудь Венеру найдёт… Атрей надулся. Ему не нравилось пребывать в непривычном для него положении влюблённого страдальца: срочно требовалось как-то вернуться в привычное здравомыслящее состояние и додумать промелькнувшую было интересную мысль.