Местные кончились, и к князю подошел единственный иностранец.
– Приветствую тебя, вождь всех тиренцев, Великий Асман Второй! – Этруск неуклюже поклонился. Со своими габаритами он даже в наклоне возвышался над тиренцем. Разогнулся и торжественно вручил князю свиток.
– Как здоровье моего брата Гросса Пятого, уважаемый Стригант? – любезно поинтересовался Асман, впервые за время приема заговорив по-гелински.
– Хвала Френому и остальным богам, царь чувствует себя превосходно. И тебе желает благоволения всех геянских богов и Духов Предков твоего народа, – ответил посланник, продемонстрировав знание местной веры.
– Да, уважаемый Стригант, вера наших предков и твоего народа удивительно схожи… – Эта ничего не значащая беседа продолжалась примерно два статера.
Когда этруск с поклоном отошел от князя, Рус почувствовал острый локоть девушки и услышал злой шепот:
– Не спи, Рус, пора идти, шагни первым, – с мыслью: «А мы, оказывается, на закуску», – шагнул.
По-гелински говорили исключительно из-за Руса.
– Да хранят тебя боги и Духи Предков, Асман, – после поклона поприветствовала князя Гелиния.
– Да хранят боги и тебя, и твоего… кузена, – ответил князь, выделив паузой неопределенность этого родства. – Как здоровье твоего отца, Гелингин?
– Хвала богам, он здоров.
– Он все еще сердится? – участливо спросил князь.
И тут Гелинию прорвало. Не криком с истерикой, а, наоборот, змеиным шипением.
«Учите языки!» – вспомнил Рус азбучную истину, так как девушка от волнения перешла на тирский. Князь ответил на том же языке и тоже тихим голосом. Их могли слышать разве что невозмутимые телохранители.
«Нихренасе дальняя родственница! Так на равных говорить с князем! И не боится. Точно. Волнение как рукой сняло. Раскраснелась, глаза горят. Чисто фурия…» – Рус и не заметил, как подумал о ней с восхищением. Точнее, благосклонно.
Последние фразы по-тирски прозвучали более мягко, чем первые, и князь наконец обратился к Русу:
– Как здоровье твоих родителей, уважаемый Рус? – похоже, это обычное вежливое обращение бывших кочевников.
– Благодарю, великий князь, благоволением богов – хорошо, – сказал и заметил, как в момент произнесения слова «великий» едва заметно поморщился.
«Опа, косяк. Гелиния его просто Асманом называла. Ничего, я иностранец, мне простительно. На слова этруска не морщился».
Князь неожиданно встал и хлопнул в ладоши:
– Спасибо, уважаемые гости, что приняли приглашение, посетили мой скромный шатер. А теперь в доказательство моего гостеприимства предлагаю вкусить скромную пищу для тела и послушать музыку – отраду души. Приглашаю всех в парк. Идите, я встречу вас там, – развернулся и скрылся в арке. Специально быстро, дабы не заставлять «уважаемых» лишний раз кланяться. Скромность – второе имя настоящего бедуина.
Весь обратный путь Гелиния угрюмо молчала. Рус попытался было что-то спросить, но она не ответила. Так, молча, и вышли из дворца. Как оказалось, из другого выхода. Либо сами увязались не за тем слугой, либо он перепутал, но придется пройтись в обход.
– Дарки! – в сердцах воскликнула девушка. – Да у него даже слуги никудышные!
– Успокойся, Гелиния, – подбодрил ее Рус. – Всего стадий пройти, подумаешь!
Девица зыркнула на него раздраженным взором и стала спускаться первой. Каменная лестница вела на ухоженную травяную дорожку.
Спускаясь за ней мимо стайки молодых придворных-привратников, Рус услышал:
– Интересно, а куда это голоногий страусенок побежал?
– Разве ты не видишь, Карангул, за той облезлой курицей! – И стайка дружно заржала.
На страусенка Рус не обратил бы внимания, но «облезлая курица» его задела. А может, просто надоело терпеть дворцовые ухмылки, и он не выдержал. Забыл все правила вызова на дуэль, а и вспомнил бы – наплевал, кулаки зачесались. Шесть сердечных сокращений, глухие шлепки, и четверо высокородных сосунков, подвывая, валяются на ступеньках, держась кто за живот, кто за челюсти. Сабли так и оставались в ножнах.
– Рус!!! – Крик Гелинии остановил финальный замах ноги, нацеленной в живот самого здорового, который пытался отползти. – Ты что делаешь?!
Рус успокоился так же мгновенно, как и вспылил, и успокоился еще до крика. А пнуть хотел перед бегством, чтобы здоровяк подольше молчал. В голове уже сформировался план, как затеряться среди празднующей толпы и быстро смыться вместе с друзьями. Даже успел пожалеть Грацию – не суждено ей блистать на первом балу.