- Нет, ничего ты не сделаешь, отец, - оборвала Скидди. – Все останется по-прежнему, ибо я этого захотела. Не думаешь же ты, что я напрасно прошла по Радужному Мосту? Ты, конечно, сможешь меня уволочь, но не силой, отец, нет. Я буду сопротивляться. Тебе придется убить меня, а уж потом погрузить на свою тачку к прочему хламу.
- Ты даже не стесняешь говорить со мной подобным образом, - Ульвбрехт ссутулил мощные плечи, - оскорбляешь меня и не задумываешься. Ну и делай, как знаешь. Только, Скидди, скажи – почему?
- Я говорила тебе, отец. Ты любишь огонь и железо, а я люблю Ролло. Этого достаточно. Иди своей дорогой. Туда где текут реки пламенной руды, а дворфы раздувают твой горн.
Не дожидаясь, когда он скажет что-нибудь еще, она повернулась и вышла. Направилась в спальню, где при виде кровати почувствовала всю безмерную глубину своей усталости. Упав на постель, Скидди мгновенно отключилась и проспала до глубокой ночи. Проснувшись от того, что шершавая отцовская ладонь гладила ее по волосам, она зевнула, глянула в окно над кроватью – там в густой небесной синеве сияли звезды.
- Я ухожу, - отец сидел на краю ее лежанки, - перед уходом хочу сказать тебе кое-что. Если передумаешь, ищи меня – ты знаешь как. И я явлюсь. Если станет тебе невмоготу, если условия договора, который ты заключила с асом, окажутся непомерно тяжелыми, зови меня, я что-нибудь придумаю.
Скидди улыбнулась отцу, поймала его ладонь и прижалась к ней щекой на секунду.
- Скажи мне еще одну вещь, – лоб отца прорезали глубокие морщины, - нежели ты думаешь, что люди оставят в покое тебя и твоего избранника? За эти полтора месяца многое случилось, Скидди… Была помолвка. Если он откажется от своей невесты и переметнется к тебе, ее родственники отомстят. Отец, брат Астрид не оставят Ролло в живых. А убив его, убьют и тебя.
- Ас пообещал отдать мне Ролло за плату, которую я готова заплатить, - Скидди села, кутаясь в одеяло, - неужели ты думаешь, что о сопутствующих обстоятельствах он не позаботится? Не мучься из-за Астрид и ее родственников, от них мне ничего не грозит. Они страшны мне не больше летящих через поле осенних листьев. Сухие листья они и есть. Ступай, отец. Иди, пока ночь достаточно глуха.
Он больше не спорил, встал и пропал в темноте. Скидди приподнялась, прислушиваясь. Какое-то время он возился в кузне, собирался, вздыхал, топал по полу тяжелыми сапожищами. Услышав стук захлопнувшейся двери, она привстала с кровати и выглянула в окно. Отец с тяжелой торбой за плечами уходит по тропинке в сторону леса, катя перед собой груженную железом тачку.
- Возьми бусы, девушка, сама Владычица Севера, ледяная Королева Зимы не постыдилась бы такого украшения, - лапландка ласково сощурилась, отчего ее без того узкие глаза превратились в черные блестящие щелочки.
- Зачем мне они? – Скидди, удерживая на веревке серую козу, попыталась скептически скривиться. Гримаса безразличия далась ей с трудом. Бусы были правда красивые. Да что там, они были великолепные, – Что я буду делать с ними? Бесполезная безделушка.
- Они тебя украсят. Твой белый, как брюхо морского ската, глаз, воспримет их синеву, - лапландка вытянула ладонь, подставляя ожерелье слабым солнечным лучам. Продолговатые камушки с острыми гранями искрились, словно кристаллики льда, но, о чудо, не таяли.
- В своем ли уме ты, старуха? - фыркнула Скидди. – украсят меня? Ты, наверное, слепая. Ничто меня украсить не может.
- Поэтому ты надела свое нарядное платье, что тоже так думаешь? – старуха улыбнулась, ее коричневое, выдубленное северными ветрами лицо, сморщилось, как печеное яблоко. На щеках лапландки нитью из тюленьих жил был вышит узор в виде оленьих рогов.
Скидди смешалась. После ухода отца у нее оставались в загоне овцы и свиньи, а теперь есть лишь эта глупая, упрямая коза. Чтобы скроить платье, дочка кузнеца выменяла материю у заезжего торговца на овцу, за цветные нитки, которыми вышила цветы на рукавах и подоле, отдала поросенка. Она носила платье весь последний месяц, не снимая. От частой носки платье перестало быть чистым, пообтрепалось, не смотрелось нарядно, как прежде.