- Мама! Мама, где ты?! Я рожаю! – рыдала беременная девушка, по-утиному ковыляя вдоль торжища. – Мой Торстейн... Жив ли он?…
- Ах, дура, нашла время причитать! – голосила мать. – Иди ко мне, Эльза! Не задави ее, ишак старый, куда прешь со своим костылем!
Торговцы и покупатели побросали товар. Все бежали, сломя голову, к пристани, поскальзывались в грязи. На земле чешуей поблескивала вывалившаяся из опрокинутой бочки треска. Огромное торжище пустело на глазах. Рухнула башня из клетей с гусями и курами. Пух кружился в воздухе. Жалобно мяукал придавленный кем-то кот.
- Возьми! – крикнула Скидди, пытаясь всучить лапландке конец веревки, обмотанной вокруг козьих рогов, - пои внучат молоком! Дай бусы.
- Держи! - лапландка кинула ей ожерелье, сверкнувшее ослепительно-льдистой синевой. Скидди ловко поймала его, - счастья тебе, дочка кузнеца!
Она не бежала. Шла, дрожащими пальцами пытаясь завязать на шее концы кожаного шнурка, на который были нанизаны синие камни. У нее получилось раза с пятого. Шла, забывая подбирать подол платья, который путался в ногах, волочился по земле, трепался, покрываясь бурой слякотью от быстрой ходьбы. Отводила назад волосы, что с недавних пор стала мыть каждый день золой, разведенной в холодной воде, и убирать скромными цветами, чем вызывала взрывы истерического хохота у местных девушек, которые ради забавы словно сговорились следить за всеми ее мероприятиями.
Страх, расползшийся по внутренностям, мешал идти, сковывал движения. Она запиналась. Вспотела и задыхалась, будто шедшая под тяжелым ярмом лошадь.
«Сейчас все решится, Скидди. Еще чуть-чуть, и ты узнаешь, не приснился ли тебе лесной холм, ас Фрей с солнечным лучом в деснице и зарезанная Альв. И была ли Альв? Может, ты выдумала ее, Скидди? Не было никакой Альв, козочки с позолоченными рогами. Ты сумасшедшая, живущая грезами. Ты оголодала, ослабла от бессонницы. Напрасны твои надежды. Сейчас ты увидишь, как Ролло обнимает, целует свою законную невесту. Ты насладишься этим зрелищем сполна, потом пойдешь, затворишь окна и двери дома, отправишься в лес. Там решит судьбу твою единственный верный друг, кинжал, что ты носишь на поясе. Конец близок».
Бело-красные паруса маячили между скалами в теснине фьорда. Прибой взорвался о причал, окатив встречающих мириадами брызг, в каменных прибрежных расселинах закипела, поднимаясь до террасок и ступеней, пена. Скидди встала на зеленом гребне пригорка, подальше ото всех, оглядела с него весь пляж. Среди женщин, рядом с Ингрид и Астрид, она увидела и узнала опирающуюся на клюку мать Ролло, женщину не старую, но уже седую, согбенную, с отпечатком горя на миловидном лице и во всей, когда-то стройной фигуре.
Паруса над подплывающим кораблем опали, взмыли над бортами весла, ветер донес песню гребцов.
- Это идет «Молот Тора»! – крикнула беременная девушка, которую Скидди заметила еще на торжище, - только один корабль! Больше драккаров нет! О, боги, вон Торстейн, я вижу его на палубе! Жив! Жив!
Она кинулась к воде, но мать поймала ее за шаль и задержала.
- Почему только «Молот Тора»? Где остальные? – мальчишка в закатанных до колен штанах забежал в воду. – Они, что, отстали?
- Нет! Никого больше! Никто не возвращается…
- Погибли, - тихо, но внятно произнесла одна из старух, - смерть их постигла. Горе на наши головы.
Прибой снова разбился с оглушительным хлопком, водой и ветром обдало всех стоящих, когда волны откатились назад, раздался первый тихий плач. Плакала Ингрид, спрятав лицо в ладонях. Мать трясущимися руками обняла ее за плечи. Через секунду к Ингрид присоединились еще несколько тоненьких голосов – плакали дети. Женщины, глаза которых увлажнились, стояли молча, окатываемые фонтанами брызг.
«Молот Тора» ткнулся в пристань высоким носом. Просоленные, бородатые моряки начали устало сходить на пирс. Те счастливицы, что узнавали среди прибывших своих сыновей, мужей и братьев, бегом бросались навстречу. Остальные женщины угрюмо ожидали на каменной террасе. Капитан Хауг Дьярви, немолодой уже, но и не старый викинг, сухопарый настолько, словно его выварили в соленой воде, прошагал по настилу и встал на нижней ступени.
- Не ждите напрасно, - ответил он на вопрос, который никто из женщин не решался задать, - мужчины не вернутся. Флот хёвдинга Торгримма, те корабли, что от него остались, на пути домой накрыл Черный Шторм. Выжил лишь я, да Свен Эриксон на «Окуне», командование которым принял после гибели Лесного Финна у Южных Островов.
Старая женщина, мать названного Хаугом Дьярви капитана, отрывисто охнула и стала оседать на террасу. Ее поддержали дочь и невестка.