- Но где же Свен? – сглотнула слезы Ингрид, - почему он не приплыл?
- Свен Эриксон, дочка, - помрачнел викинг, - был жив, когда мы на веслах отплывали, когда бежали, сами не свои от ужаса... Но он не присоединился ко мне. Хотел разыскать тех, кто чудом мог выжить. Я видел облако Шторма, черное, до самого неба… Выжить в нем? Маловероятно. Думаю, и «Окунь» засосало в воронку.
Ингрид захлебнулась рыданием. К ней протяжными всхлипываниями присоединилась ее мать. Рыдали уже все женщины, без исключения. Черный Шторм был легендой, страшной сказкой, которой матери пугают детей, рассказывая ее в зимние вечера, когда море бесится от бури. Истории о нем, одна ужаснее другой, передавались из уст в уста. Будто бы возникает он на пустом морском просторе, поднимаясь из воды, проносится, крутясь и воя, бесследно уходит в небеса. Предугадать, где он появится, в каком двинется направлении, невозможно. Морякам оставалось лишь молиться, чтобы не наскочить на Черный Шторм в походе. И слушать теперь, что именно он уничтожил флот Торгримма, было невыносимо.
Астрид чуть не поскользнулась на обляпанном водорослями камне, перепрыгнув на ступеньку, где стоял капитан.
- Ты оставил отца, изменщик! – прошипела она, замахиваясь на викинга кулачками, - ты должен был быть с ним, в одиночку Свен ничего не сделает! А теперь?! Мы сгинем тут без мужчин! Ты ведь не возьмешь на себе заботу о всех женщинах Кнаупангр? Трус!
- Никто не смеет называть Хауга Дьярви трусом, - огрызнулся капитан, - Я не трус! Я бился с островными пиратами так, что потерял половину команды, когда твой отец, девчонка, на всех парусах уматывал с награбленным добром. Но броситься в Шторм?! Я не трус, но и не безумец! Лучше молитесь, чем рыдать, чтобы хотя бы вернулся «Окунь».
- Свен Эриксон вернется, - раздался глубокий, звучный голос позади всех. Скидди неторопливо сошла вниз по осыпающемуся склону, вступила на отполированную волнами каменную плиту, - а кроме него вернется еще кое-кто…
Она прошла мимо Хауга Дьярви, переставших причитать и всхлипывать женщин, старух, детей, остановилась рядом с Ингрид и ее матерью.
- Ролло приплывет домой, - сказала, переводя разноцветные глаза с одной на другую. Произнесла так твердо и уверенно, что обе ей тут же поверили, - Я чувствую, он на пути домой. Спешит, думает о вас... Гребцы не жалеют сил. Надо просто ждать. Просто ждать и всё.
- Значит, будем ждать, дочка, - прошептала бесцветными губами мать Ролло, силясь улыбнуться, - я чувствую, что ты не врешь, и сделаю, как ты велишь.
Ингрид же не сказала ничего, просто бросилась к Скидди на шею и крепко ее обняла.
IV
Море, отливавшее на солнце жирным блеском, было вязким, как масло, по нему равномерно двигались ленивые ряды волн, которые больше затрудняли продвижение кораблей вперед, нежели помогали им. Ветер, как назло, дул в корму и был до обидного слаб, словно дыхание младенца. Поэтому «Щука», на борту которой размеренно грохотал барабан, шла на веслах, гребцы, сидевшие по трое на одном весле, привычно помогали себе песней.
Впереди «Щуки», опережая ее на пять корпусов, шел «Окунь», где также пели. Не занятые на гребле матросы развлекались тем, что бегали по вздымающимся и опускающимся веслам, прыгали в воду и плыли за кораблем, пока их не вылавливали из моря. Для подобных забав погода была в самый раз – теплая, солнечная, редкость для Северного Моря, даже летом терзаемого штормами. Впереди «Окуня», немного правее его траектории движения шла «Ночная Кобылица», за «Щукой» тащился отстающий «Молот Тора» - драккар недурно потрепало в походе, и он утратил свою быстроходность. Слева почти у самого сверкающего ясностью горизонта плясал, как дельфин на волне, хёрдаландский кнорр «Противник», недалеко от него плыл «Флауро» - две единственные уцелевшие галеры из всего флота Аскеля Скьяльга, отправившегося с драккарами Торгримма к берегам Англии. Впереди, да и позади тоже, повсюду, куда доставал глаз, царила насыщенная синь, кое-где слегка разведенная серостью.
- Не припомню такого погожего, безветренного рейда, - Снорри глянул на солнце, раздул ноздри и раскатисто чихнул, - уж сколько плаваю, посчитать если, годов с пятнадцати, всякое было, и штиль, но чтобы такой. Море как студень. Гребцы вымахаются, пока доплывем.
Стоя у борта «Щуки» он жевал древесную смолу, откусывая от зажатого в кулаке большого куска, сплевывал за борт коричневую слюну. Голова у Торгриммова сына была туго замотана, на затылке сквозь тряпицу проступил кровавый след.
- Если вымахаются, сам сядешь на весла, бездельник, - Торгримм, бывший рядом, размахнулся, словно хотел отвесить Снорри подзатыльник, но ограничился несильным тычком в ребра, - не рассуждай, глаз не спускай с солнца. То, что штиль, это почитай благодать. Не приведите боги, грянет шторм, собьет нас с курса, не выплывем, запас воды истощен основательно. А пропасть не хотелось бы, ох не хотелось бы, с такой-то царской добычей. Богатый вышел рейд, посчастливилось нам, сынки.