- Жив он. Я знаю.
- Как ты можешь знать, страхолюдина?!
- Могу! – крикнула Скидди, вскакивая, - Ведь я же жива! Я дышу, значит, и он дышит! Если бы он погиб, с его последним вздохом и я бы задохнулась! Смерть взяла бы меня! Но не берет же! Это так просто понять, но ты-то разве разберешься, деревенщина?! Если бы ты имела хоть каплю надежды, Виви, кто знает, у тебя бы тоже может быть был шанс! Но ты не умеешь ждать, ты глухая, не слышишь, о чем кричат чайки!
- О чем они кричат? – тише, без прежнего гонора спросила Виви.
- Они кричат, что драконы летят домой, - Скидди снова уселась, подтянула к подбородку и обняла худые колени.
- Я больная развалюха, мало выхожу из дома и не знаю твоего жениха… – Мать Ролло подошла, коснулась сухой ладонью волос Скидди. – Кто он? Ясно, что счастливец, раз его так ждут и любят. Но кличут-то его как? Чей он?
- Не надо, мама, - Ингрид схватила ее за локоть и потянула к себе, - не спрашивай…Оставь ее…
- Почему? Или секрет?
- Ох, мама… - Ингрид обняла мать за шею и что-то шепнула ей на ухо.
- Да благословит тебя добрая Фригга, детка! - женщина расстроено всплеснула руками, - ах, бедняжка… Моя хорошая бедная девочка… Что ж теперь делать-то с этим? Выбрала ты себе партию… э-хе-хе. Ты, вижу, ни за что не уйдешь отсюда, сиротка. Ну так я тебе сама принесу поесть. Подожди меня недолго, несчастный ребенок…
Делегация жительниц поселения, перешептываясь и озираясь на сидящую у камня отшельницу, удалилась по дамбе вслед за Ингрид и ее прихрамывающей матерью. К заходу солнца обе они вернулись, и не одни. С ними была красивая, синеглазая девочка, ее пушистые волосы общего для всего семейства темно-каштанового оттенка покрывал капюшон потрепанного плащика. Гейра, десятилетняя сестренка Ролло. Она помогала сестре нести корзину, из которой они вместе извлекли и разложили перед Скидди хлебцы, жареную рыбу, лук и молоко. Усевшись с подветренной стороны Причального камня, все четыре женщины поужинали. Наутро мать Ролло вернулась опять. Она принесла Скидди теплую накидку из козьей шерсти.
V
Горы раззвонились вибрирующим пением, застонали высоким эхом. Изрытый бороздками, лунками и мелкими кратерами склон запылил. Подскакивая на уступах, вниз покатились камушки, сорвалось и ухнуло в расселину несколько крупных булыжников, посыпалась с шуршанием галька.
Ульвбрехт глянул в прозрачное небо в обрамлении горных шпилей. Оно казалось стеклом, а парящие орлы выглядели с земли, как застывшие в неподвижности крошечные крестики. Кузнец зажмурился.
Снежные шапки горных вершин ослепляли сиянием. На гребнях и в трещинах блестели ледники, светились низвергающиеся в туманные пропасти водопады. Солнце уже садилось, но холодный, кристальный свет по-прежнему растекался в воздухе. Он был повсюду, и в тени отрога тоже, где, под сочащимся капелью карнизом, стоял Ульвбрехт. Он чувствовал свет на коже, волосах, одежде. Ощущал, как от его прикосновения немеют мышцы, каменеет скелет, вяло шевелятся мысли в черепе. Перед ним лежало плато, губчатое от ледяных сот, крошечных озерец, промерзших канав, ям, гротов и заиндевелых пойм. Света на нем был еще больше.
- Последний рывок, - философски изрек кузнец, подтолкнув груженную железом тачку ближе к обрыву, дно которого было затянуто серовато-желтыми испарениями, - груз меня больше не согревает, тащить его нет резона. Если не дотяну до горы, что ж, одной каменной балдой в этой пустыне станет больше.
Тачка полетела в ущелье, в полете перевернулась, теряя груз, разбилась о выступающий край гранитной плиты. Грохот прокатился вдоль всего дымящегося каньона, отозвался эхом в каррах и пустотах, но до конца так и не стих.
Ульвбрехт с чувством выполненного долга отер ладони, набросил на голову капюшон и вышел из-под навеса. Залитое светом плато он преодолевал долго, еле переставляя ноги в тяжелых сапогах. Сетчатый рельеф стократно усложнял ему задачу.
К плато примыкал непреодолимый на вид навал из каменных обломков и глыб. Ульвбрехт отыскал в нем секретный проход, ориентируясь по пятнам лишая и соцветиям кисличника, протиснулся сквозь щель и вышел на простор. Впереди на дне гигантской слоистой мульды, по форме напоминающей корыто, лежала горная долина, поделенная на две части. Справа было поле, застолбленное раукарами причудливых форм. Слева зеркалилось чистейшее озеро, берега которого белели наплывами известковой накипи. За озером, бросая на его поверхность заостренную тень, высился базальтовый конус горы, своей насыщенной чернотой контрастирующий со светлым оттенком горной породы прочих утесов.